Майя Луговская - Катя

успокаивал Катю:

— Он бы всё равно долго не протянул. Удивляюсь, как он ещё жил. У него не осталось лёгких, все изъедены. Он был шахтёром?

Свидетельство о смерти получили сразу, всё в том же загсе. Хорошо запомнили там Катю.

Хоронили Николая Петровича на Никольском кладбище, рядом с новым крематорием. Катя хотела, чтоб только обязательно в землю. Одела его во всё новое, отслужила в церкви панихиду, сделала заочное отпевание, в гроб ему землицу положила и заупокойную молитву. В морг принесла красную подушечку с орденом и двумя медалями. Убрала его в гробу цветами, надушила. Меня ещё спрашивает:

— Можно? Он очень духи любил.

Уже у самого кладбища, в киоске, Катя ещё накупила цветов, чтобы и могилу убрать. Экономная и бережливая, направо и налево она разбрасывала пятёрки, чтобы всё было, как надо.

— Не беспокойтесь, бабуся, всё будет в лучшем виде, — успокаивали её могильщики нового типа: молодые, вежливые, трезвые, с бакенбардами, в модных джинсах.

Начальник участка, прехорошенькая девица в шоколадной дублёнке, с наведёнными голубыми веками, участливо объясняла, что во всех могилах вода, потому что зима сырая, и лучшей могилы не выбрать.

Кате нравилось обхождение, и всё ей нравилось. И участок, и две берёзы над могилой, в которой Николай Петрович наконец обрёл вечную прописку. Она и поминки по нему справила. За столом сидела просветлённо и празднично. И все только дивились, откуда у человека берутся силы. А мне сказала:

— Сон видела. В Тюшевку уезжаю. Для меня и там дело найдётся.

И уехала.

--">