Михаил Львович Покрасс - Освоение одиночества. О чем молчат любимым

Мой выбор (предисловие)

Мне шел тринадцатый год, когда меня настиг этот тайный и совершенно недозволенный вопрос:

— Почему все, что я хочу, - нельзя!? А все, что я так часто совсем не хочу, - должно!?

Я не знал, что делать, и обратился к философам. Стал читать ...«Происхождение семьи, частной собственности и государства» Фридриха Энгельса.

Не смейтесь! Я не был вундеркиндом. Просто в 1955 году Маркс, Энгельс, Ленин стояли на книжных полках в каждом читающем доме непременно, как Пушкин, или теперь Библия, а я был «правильный мальчик», и хотел знать.

Философ к моему удивлению писал увлекательно, понятно и просто, как обычный человек. Но, когда я почти успокоился, что Энгельс мне все разъяснит и полная ясность моей картины мира вот-вот восстановится... когда, побежденный его доверительной со мной — подростком - откровенностью взрослого, я уже готов был поверить и послушаться ожидаемых советов (такое послушание, как я теперь понимаю, сохранило бы мне мое детство!)... когда я ждал в ответ на мой вопрос лишь заключительного вывода... классик вместо успокоительного совета неожиданно «показал мне фигу»! На последней странице главы он преспокойно ошеломил меня своей окончательной откровенностью. Вот она:«...люди ...отбросят ко всем чертям то, что, согласно нынешним представлениям, им полагается делать; они будут знать сами, как им поступать, ...сами выработают-... свое ...мнение о поступках каждого в отдельности, - и точка»[1].И точка! Я это прочел именно так! Беспощадный взрослый не оставил мне никакой надежды на... шпаргалку и на... продолжение детства!

Через три года сняли портреты И. В. Сталина.

Сталин был вождь. Он был всегда. Рухнул последний гарант наличия ответов на все вопросы. Оклад иконы остался без лика. Само время поставило меня, как и всех моих сверстников, перед выбором: искать новых идолов с их готовыми для меня ответами или жить своим сердцем и своим умом, рискуя, искать для себя свои решения.

Тогда эта потеря веры переживалась трагедией, грозила крахом будущего и отчаяньем, как недавний развал Советского Союза, а вовсе не ощущалась прорывом на свободу или проломом в глухой стене страха. Но это была моя первая и главная ПЕРЕСТРОЙКА. Все остальные были уже облегченным повтором.

Ответов больше было ждать не от кого!

Наверное, то же переживает и потерявшая хозяина дрессированная собака, поставленная случаем перед дилеммой: искать нового дрессировщика или одичать и жить по-своему?!

Я выбрал... Мне посчастливилось, случилось выбрать: «идти туда, не знаю куда, и искать то, не знаю что»! Посчастливилось пуститься в поиск своей жизни.

Об этом первом моем выборе я кричал в мальчишечьих стихах, и взрослый разбирался в «Юбилейной анкете».

Из школьных стихов:

«Нету веры! Рвется вширь обвалом страшным Долго в сердце висший, наболевший ком:

Почему исплеван идеал всегдашний,

И с усмешкой «мудрой» говорим о нем?!

Я хочу без страха душу на ладони,

Щедро распластавши, людям протянуть!

Чтобы каждый сердцем трепет мысли понял,

Чтоб легка, без тайны, пела в свежесть грудь.

Воскресают люди! За идею гибли,

Чтоб своею смертью правду отстоять.

Неужель иссякли, растворились мысли ?

Страшно по шпаргалке жизнь перелистать!...»

Давно были сняты портреты Иосифа Виссарионовича Сталина,

И вдруг в кинотеатре на лекции Хрущева «отцом» назвали нам!

Наверно, невзрослые дяди Никак не хотели взрослеть

-Решать, отвечать и сметь,

Всё б жили на «папу» оглядываясь.

И внятный, подспудный ли страх

Неверья в людей, в себя ли Их гнал?

На ходу подновляли

Иконы пустой оклад.

Я слышу и сейчас в помпезности

За хлестким накатом фраз

Беспомощный страх неуверенности,

Что есть в жизни смысл у нас!

Растили нас атеистами,

Скорее всего, на словах.

Безверье на веру приняв,

В вождей-то мы верили истово.

Мы вместе с родною речью

Учили, как гимн и молитву,

Джамбуловский стих про --">