Лорин Слейтер - Открыть ящик Скиннера

Лорин Слейтер ОТКРЫТЬ ЯЩИК СКИННЕРА

Введение

Свой первый психологический эксперимент я провела, когда мне было четырнадцать. В стене нашего старого дома в Мэне, куда мы выезжали летом, устроили гнездо еноты, и я однажды сунула руку в дыру в осыпающейся штукатурке и вытащила еще слепого пищащего детеныша с измазанной молоком мордочкой, который отчаянно махал в воздухе крошечными лапками. Через несколько дней глазки открылись; я читала об опытах Конрада Лоренца по импринтингу^[1] и его утятах и теперь позаботилась о том, чтобы в поле зрения слезящихся глаз маленького млекопитающего первой оказалась я — мои руки, ноги и лицо. Все получилось совсем как у Лоренца: Амелия Эрхарт, как я назвала малышку, немедленно принялась всюду следовать за мной, забираться мне на колени или карабкаться по бедрам, если ее что-то пугало. Она отправлялась следом за мной, не боясь уличного движения, в городской книжный магазин, в школу, забиралась в постель, и, по правде сказать, ее поведение начало в большей мере определять мое, чем наоборот. Хотя благодаря импринтингу Амелия должна была бы подражать мне, получилось так, что это я научилась ловить рыбу в пруду руками и лазить на сухие деревья, оценила прелесть ночного образа жизни и красоту серебристой росы на траве, пусть утром мои усталые глаза и оказывались окружены черными тенями. В результате в своем научном дневнике я записала: «Импринтинг распространяется и на мать». Кто, интересно, гадала я, оказывает на кого влияние в этой паре симбионтов? Могут ли представители определенного вида изменить свое специфическое поведение и благодаря общению с существом другой породы превратиться в нечто совершенно иное? Существовал ли мальчик, воспитанный волками, или умеющая расписываться шимпанзе? Эти вопросы ужасно интересовали меня тогда; интересуют они меня и теперь. Еще более увлекательными, по мере того как я взрослела, становились для меня способы, с помощью которых можно было найти на них ответы: выдвигать гипотезы, планировать эксперимент, детально фиксировать его ход, — а потом со скукой или затаив дыхание ожидать результатов. Сначала меня поймала на крючок Амелия, а потом — сама интрига, намеренная или нет, лежащая в основе почти любого психологического эксперимента.

Хотя сказать, что основу замысла этой книги заложил енот, было бы неточно, все же образ Амелии возникает сразу же, когда я думаю о том, что этот замысел породило. Кроме того, я уже давно пришла к выводу, что психологические эксперименты увлекательны, поскольку лучшие из них представляют собой сконцентрированный жизненный опыт, головокружительную и элегантную квинтэссенцию жизни, метафорическую пробирку, в которой разделяются обыкновенно смешанные элементы, так что вы можете наблюдать, какие роли играют любовь, страх, конформизм или трусость в определенных, строго заданных условиях. Великие психологические эксперименты крупным планом показывают те сферы поведения или функционирования, которые обычно скрыты суматохой нашей торопливой жизни. Глядя в этот микроскоп, мы узнаем кое-что о самих себе.

Изучая психологию в магистратуре, я снова получила возможность экспериментировать и наблюдать за самыми разными животными. Я видела, как несколько зародышевых клеток всего за сорок восемь часов превращаются в полностью развившегося малька рыбы-ангела — природа у меня на глазах соединяла элементы мозаики жизни. Я видела, как перенесшие инсульт пациенты не замечают правых частей своего тела, а слепорожденные — загадочным образом различают буквы, несмотря на отсутствие зрения. Наблюдения за ожидающими лифта привели меня к бросающемуся в глаза вопросу, на который я и попыталась найти ответ: почему люди снова и снова нажимают на кнопку, хотя знают (и признают это при интервьюировании), что от этого кабина быстрее не придет? Что «лифтовое поведение» говорит о человеческой природе? Я, конечно, читала о классических психологических экспериментах в академических журналах, по большей части заполненных бесконечными численными данными и черно-белыми диаграммами, и это казалось мне довольно грустным. Мне было грустно, что эти изобретательные и драматические открытия сводятся к сухим фразам, типичным для большинства научных сообщений, и тем самым совершенно лишаются того, чем должно захватывать настоящее изложение, — лейтмотива, сюжета, страсти, истории. --">