Исаак из Стеллы - Послание о душе

как в огне есть природное тепло, которое нагревает приближающихся, производя в них акцидентальное тепло, сообразно их природе, благодаря которой они могут нагреваться, и природный свет, освещающий приближающихся сообразно их природе, благодаря которой они могут освещаться, так в божественной природе есть природный дар и первоначальная благость, просвещающая и воспламеняющая, как бы производя благоразумие и справедливость в тех, кто приближается, именно в той части, в какой они могут воспламеняться и просвещаться{19}. Посему сказано: Приступите и просветитесь (Пс. 33:6). И это: Приблизьтесь ко Мне, и приближусь к вам (Иак. 4:8). И еще: Любовь Божия разлита в сердцах наших Духом Святым, данным нам (Рим. 5:5). Заметь, однако, что силы иногда без различения именуются добродетелями, сообразно чему в Евангелии таланты даруются каждому по добродетели его (Мф. 25:15). От «силы» (vires) происходит слово «доблестные» (virtuosi), как от «добродетели» (virtus), хотя и не напрямую, — «ученые» (studiosi). Ведь Тот, Кто каждого оделяет, как хочет, не наполняет Своей благодатью все силы каждого человека, но дает одним одно, другим другое; блаженней же те, кто обилует большим числом даров, причем лучших, по слову Апостола: Ревнуйте о дарах лучших (1 Кор. 12:31). Господь же Иисус, у Коего все силы души облеклись добродетелью свыше, нарицается исполненным Духа Святого (Лк. 4:1), а также полным благодати и истины, возможно, как Единственный, от Чьей полноты мы прияли (Ин. 1:14, 16).

Итак, у тела есть и природные, и акцидентальные свойства, но ни одно из них не есть само тело. У Бога же ни природных, ни акцидентальных свойств, ни акциденций, но всё, что ни есть у Бога, целокупно, исключительно и вечно есть единый Бог. Душа же имеет природные свойства, которые не могут быть иным чем, как сама душа, и акцидентальные, которые не могут быть ничем, кроме как чем-то отличным от души. Но если следует полагать, что у Бога также есть некие природные свойства, ибо Отец имеет природного Сына, а Тот — природного Отца, и оба имеют нечто природное, один — отцовство, другой — сыновство, Бог, однако, вообще отличается от них обоих, то есть от тела и души, тем, что не имеет никаких акцидентальных свойств; от тела же — тем, что Он — одно с Его природными свойствами, а от души — тем, что Он — одно со всем своим, за исключением того, что говорится о каждом лице по отношению к другому{20}. Душа же никоим образом не есть одно со всем своим, отличаясь от своего акцидентального не только по отношению или по свойству, но скорее по противоположности сущности.

5. Так как душа помещена посредине, она должна быть в некоем согласии с обоими, с высшим в своей высшей части и с низшим в своей низшей. Ведь душа, как сказано, сообразно своим свойствам имеет низ, середину и верх, хотя по сущности всё это едино. Ибо вся сущность души полно и совершенно заключается в этих трех, именно в разумности, вожделении и гневливости{21}.

Поэтому пророк, желая показать, что Христос будет обладать человеческой душой в полноте и совершенстве, говорит: Да научится отвергать худое и избирать доброе (Ис. 7:15). Перед этим он молвил об истинности Его тела: Масло и мед будет есть, как бы говоря, что Он подлинно испытает во плоти труд (ведь масло сбивается из молока частыми ударами, с большим трудом и утомлением) и покой (ведь мед сам по себе сладок), пока на опыте не научится благодаря разумности избирать доброе, то есть мед, посредством вожделения и отвергать худое, то есть масло, посредством гневливости. Поэтому и нас, коих Он научает о Себе Самом Своим примером, дабы, следуя Ему, мы достигали Его, Он питает частыми скорбями и умягчает некоторыми утешениями, пока из горечей, которые мы претерпеваем, не научимся избегать горчайшее, а из сладостей, кои предвкушаем, — вожделеть сладчайшее. Итак, посредством разумности душа по природе способна просвещаться к тому, чтобы что-либо познавать ниже себя, в себе или подле себя, а посредством вожделения и гневливости — побуждаться (affici) что-либо желать или избегать, любить или ненавидеть. Таким образом, от разумности берет начало всякая мысль (sensus) в душе; от двух других — всякий аффект. Мы различаем четыре аффекта, поскольку предмету нашей любви мы радуемся в настоящем или надеемся на него в будущем, а из-за предмета ненависти уже скорбим или боимся, что придется скорбеть: таким образом от вожделения происходят радость и надежда, от гневливости — скорбь и страх{22}. Эти четыре аффекта души — как бы некие элементы --">