Сергей Яковлевич Савинов - Распятие. Повесть из Пражской жизни

стола расположились двое, тоже расположились давно, еще до прихода Филиппова. Один помоложе, лет сорока, а другой уже с сединой и с круглой, не тщательно подстриженной бородкой, делающей для русского на чужбине каждое лицо близким, чуть-ли не родным.

Те двое пили. Пили, как любят пить чехи — методично, без закуски, по пять-шесть долгих глотков, и много курили. Младший курил сигареты, а старший длинную, узкую виржинку, этот излюбленный чехами сорт крепких сигар. Говорили они сначала тихо, потом все громче и Филиппов уловил несколько фраз: «Когда мастер кончает работу, он день или два на нее смотрит… Гипс тоже надо подчистить… профессор Мажатка любит мускулистое тело… два часа простоять, а можно и полчаса не выдержать…»

— Что это, штукатуры, фасадники, что висят на рейках перед домами?

Когда у старика погасла сигара и он не смог сразу найти в кармане спичек, Филиппов протянул ему свою коробочку. Старик взял, раскурил сигару и вернул с благодарностью:

— Благодарю вас. Вы очень любезны… Гм… Да, пьется сегодня хорошо, а? Пиво сегодня действительно на славу! — отчетливо произнес он хрипловатым голосом, уже обволокшимся действием кружки не первого десятка.

— Да, сегодня идет, — ответил Филиппов. — Я не знаток пива, но сегодня и у меня аппетит разыгрался.

Старик уловил иностранный акцент и спросил:

— Вы серб или русский?

— Русский. Почему вы спросили?

— Я же слышу. Я привык.

— Что, в той фирме, где вы работаете, много русских?

— В фирме? Хе… Я не работаю в фирме.

Старик потянул свою сигару раз, другой, пустил тонкой струйкой дым и, глядя искоса, веско бросил:

— Я — модель.

— Вы позируете?

— Ну да! Раз я модель… Спросите у студентов академии, спросите у всех молодых скульпторов — кто не знает Скривана?

Спутник Филиппова живо спросил:

— Вы Скриван? Это вы позировали Швабинскому?

— И Швабинскому и кому угодно! Я стою по всей Праге, а мои руки, вот эти руки (он протянул их на стол), на них глядит вся республика и заграница… Видели старую стокроновку? Вот эти руки держат гроздь винограда!

Старик отложил свою сигару, длительно отпил из кружки и медленно, словно цедя слова, продолжал, глядя на стол:

— Я стою в храме Марии Снежной, в Тынском храме, в Высоком Мыте в монастыре… видели в Вы-шеграде апостола, в правом притворе? Ангела, поднявшего руки?.. Это у Марии Снежной… Все я.

— А ведь это трудная работа, — вставил слово спутник Филиппова, — стоять час и два, пока с тебя рисуют.

— Да, надо уметь держать позицию. Первые годы все тело болело, а потом привык.

Старый натурщик допил кружку и, заметно пьянея, продолжал:

— Это как где. Когда стоишь в школе, пусть это будет академия или любая другая, везде ученики работают только, если рядом профессор. Ушел профессор — и все они рады ничего не делать. Каждый отлынивает по-своему, а модели это на-руку. Скажешь: «я устал» — так они сейчас же пустят отдохнуть. А вот если профессор пишет, а еще хуже — лепит, тогда беда. Я больше у скульпторов стою и всего насмотрелся. Бывало, и руки и ноги онемеют, а он забыл о тебе и отделывает каждый мускул… А то не понравится, все долой и сначала начинает. И подумать — не все ли мне равно, что он делает? Если смял, выкинул и начал сначала, так еще лучше — дольше стоять буду, больше заработаю. Я ведь по десять и двенадцать крон в час стою. Не то, что модель с улицы, по шесть и по пять крон. Меня знают, меня зовут! Я видел всякое, уж сразу знаю, что художник хочет. А иной такого хочет, что и за двадцать крон нельзя: на одной ноге стоять или, например, нагнувшись.

Тут и пяти минут не выстоишь, надо отдохнуть. Фу, чорт, какая жажда! Когда же это еще пива принесут?

Охмелевший старик оглянулся, сделал неопределенный жест рукой и замолчал, уткнувшись взглядом куда-то вниз. В это время лакей принес кружки со свежим пивом, натурщик очнулся, залпом выпил почти полкружки и продолжал свою, где-то затерявшуюся мысль:

— Он сомнет глину, всю работу выкинет, а мне обидно… Будто я даром стоял. Потому что мне тоже… Да… я тоже хочу видеть, что он создал… я тоже не хочу впустую стоять. Вот держал я виноград… вот этими руками… А теперь как кто вынул стокроновую бумажку, так и видит мои руки, руки Скривана. Вот…

Он поднял голову, посмотрел поверх собеседников и умолк.

— А не приходилось вам наскочить на какого-нибудь негодяя, садиста, на извращения? Ведь среди художников это, того… --">