Эйла Артуровна Бруно - Палачи и жертвы (Предыстория) (СИ)

лужах.

И я думал ночами в шатре, пока спала моя бабушка, что мне повезло. Я думал, натягивая тугие струны гитары, для чего требовалась сноровка, сила и аккуратность, какими не обладает и иной взрослый, что моя бабушка совсем другая. Она - с той, с иной стороны неба. Упавшая звездочка. Возможно это потому, что лишь ее я видел однажды плачущей и никого более в таборе. Возможно потому, что она не слишком сильно колотила меня и защищала от прочих. А может - виной ее грамотность, которую она привила мне, в результате чего книги научили мое сердце чувствовать, а мозг - задавать вопросы.

Она учила, хватая за ладошку и взирая на меня черными, как уголья, глазами:

- Смотри гордо, не опускай головы. Ты ворон, а все прочее - добыча. И гляди ясно взором в человека лицо, ибо оно, словно книга открытая, бери да читай, но смотри, храни безжалостность, иначе помрешь.

Она показывала на живых примерах. На тех, какие не скоро осыпаются песком ветхой памяти на дно души дабы истлеть. И говорила, обманув очередную девицу, ибо все, как одна, от нее уходили зареванными:

- Солнце встаёт и садится, чтобы выглянуть снова. Люди рождаются на свет, да умирают. Богатым интересно про своё богатство, а бедным про их бедность, и в том беда вся. Никого не интересуешь ни ты, ни твоя мудрость, ни правда. Они приходят, чтобы услышать то, что уже знают. Потому что идиоты и простаки, и к таким у нас нет жалости, помни.

Она говорила:

- Ты родился гадким, Хаджи. И среди гадких. Когда сделается плохо, вспоминай, что попадешь в ад и то, что есть у тебя сейчас - единственная отрада. Поэтому не позволяй никому, ни единой душе убить тебя или отнять то, что ты имеешь. Цыган живет лишь один раз на свете.

Когда мне приходилось защищать ее перед кем-то в ущерб себе, она била меня, но так и не сумела отучить. Это вызывало в ней серьезное беспокойство. Как и то, что я любил ее. Но не за что-то и даже не "просто так", а лишь потому, что я был рожден с дефектом - мне непременно требовалось любить, иначе я утоплюсь. Я тратил время детской нежности и ошметки благородства, которому научился на грязных страницах второсортных книжонок, на существо, отчаянно пытавшееся меня отучить от подобных замашек. Но книги со своими эфемерными словами и хрупким пергаментом оказались сильнее палки. Я понял это рано и лишь потому не сделался зверем. Мне говорили, что я отстал в развитии. Я вежливо перефразировал эпитет "полоумный", который слышал в свой адрес много чаще собственного имени.

Зима крепко схватилась за наш табор. Дела шли из рук вон плохо, и ненужные побрякушки висели дома, а на концертах мы получали совсем мало. Бабушка болела. Мне завидовали остальные дети. С ее смертью я отчасти сделаюсь свободен.

- Ну, что подохла старая? - спрашивали меня коршунята. Будучи вспыльчив сверх меры, я разговоры на такие темы оканчивал драками. А так как я имел славу "полоумного", со мной не у всех появлялась охота связываться.

Бабушка и впрямь умирала, страх перед этим временами становился почти животным. Не станет того, кого я могу любить. Я сделаюсь совершенно мертв. Но тогда я не мог подобрать для себя эти слова, а лишь жил единым, непреходящим ужасом.

Я просто не знал большего кошмара, чем ее смерть, но, оказывается, ошибался. Есть кое-что больнее, страшнее.

Хорошо помню этот издевательски солнечный день. В сумраке нашей палатки я часто ловил на себе властный, мрачный взгляд человека, невероятно во мне разочарованного. Она умирала, говоря, что я бесполезен, глуп. Кляла всеми словами мою мать, говоря, что лучше бы та родила от цыгана, а не от "этого музыкантишки". Я был невозмутим, терпел и зажимал ладонями уши.

В какой-то момент я тоскливо выглянул из нашего убежища на улицу просто из детского любопытства. Первое, что увидел, было чьё-то гладко выбритое, чистое лицо, украшенное одними лишь ровно подстриженными усами. Невысокий и будто бы ссохшийся, но крепкий пожилой человек, чьи уверенные движения выдавали сильную натуру рыскал метким взором охотника по толпе. Его телосложение свидетельствовало о частых физических нагрузках.

В это время наше большое и дикое сообщество как раз готовилось к отъезду. Следовало найти иное место для стоянки и заработка.

Я взволнованно наблюдал за незнакомцем. К нам редко заявлялась

--">