(Шеол) - Тоска по солнечному свету (СИ)

Лайо не знает, в какие коридоры надо сворачивать, когда убегаешь от полиции, куда прятать вещи во время обысков и как правильно выпрашивать еду на рынке. И для меня непостижимая задачка — как он при этом умудрился дожить до своих двадцати пяти.

Он постоянно рассказывает какие-то сказки про поверхность и свет от огромной раскалённой звезды, когда мы вечерами собираемся у печки на ужин. А ещё он говорит, что мы бледные. Потом объясняет, что «бледные» — это когда кожа у тебя очень светлого оттенка, без кровинки, почти синюшная. Не знаю. По-моему, все, кто родился уже под землёй — бледные.

Лайо бывает интересно послушать, но часто он говорит, что воровать кошельки из чужих карманов — это нехорошо и добром не кончится, и тогда я не очень-то обращаю на него внимание, потому что лучше меня во всём Гермесе этого никто не делает, и грех не воспользоваться случаем, когда богатеи собираются на площади послушать какую-то дурацкую музыку. Вкус у них не очень, зато кошельки почти всегда пузатые, и жить потом можно без забот иногда можно месяцами. Как раз до нового концерта.

Вот и сегодня у дамочки рядом со сценой очень красивая вышитая золотом сумка из кожи, на ней гладко поворачивается замок и крышка откидывается — бесшумно. Когда это нерадивое существо заметит, что пропал бумажник, я буду уже далеко.

Когда выбиралась с площади, моё внимание привлёк один господин с тростью. Тёмное блестящее дерево и резной набалдашник — такие штуки обычно очень дорого стоят. И поэтому я останавливаюсь в задумчивости. Судя по тому, как у него топорщился карман брюк, кошелёк находился именно там. Из кармана тащить куда сложнее, чем из сумки, но устоять перед искушением критически невозможно. Этот человек явно богат, одет по последней моде: часы на цепочке, высокий воротник, перчатки без пальцев и смешные круглые очки. Наверняка, одежду шьёт на заказ.

Я стою совсем близко, мне достаточно всего руку протянуть, чтобы унести кусочек этого богатства домой, в забытые катакомбы. Жажда азарта и быстрой наживы уверенно перевешивают все мои опасения, и я действительно плавным незаметным движением протягиваю руку к его карману. Уцепившись за краешек кошелька двумя пальцами медленно и ювелирно тяну к себе, считая в уме. Пятнадцать секунд — идеальное время, чтобы сделать всё чисто и незаметно, и на исходе последней секунды я чувствую, что бумажник действительно у меня в руках.

Вспыхнувшее на миг короткое ликование почти сразу сменяется замешательством. Я не сразу понимаю, что же пошло не так, и почему руку привычным движением не получается опустить, но почти сразу до меня доходит: её держат. Чужие пальцы сжимаются вокруг моего запястья, и человек медленно оборачивается ко мне.

Поймал.

Сердце ухает в пятки, и на какой-то момент я вообще перестаю соображать от паники, но краем глаза всё же замечаю, что парень очень молод, примерно одного возраста с Лайо.

— Ну привет, ребёнок, — он склоняется надо мной, чтобы лучше видеть лицо.

Он улыбается слишком лучезарно для того, кого только что обокрали, но глаза у него острые, взгляд царапает, и хочется от него сбежать.

Он улыбается и руку мою сжимает в стальных тисках.

— Я не ребёнок, мне тринадцать уже! — негодую и выдираюсь, но едва ли он вообще заметил эти попытки.

— Как звать? — спрашивает, щурится, и голос действует на меня, как сыворотка правды. А ещё я боюсь, что он поднимет шум, если не буду отвечать на его вопросы.

— Аленсиока, — бурчу под нос недовольно, уставившись на носки своих ботинок. — Аля, — потом оглядываюсь за спину. Там есть, на что посмотреть. — Что, сдашь меня полицейскому?

Он ходит возле стены, в блестящих сапогах и револьвером на поясе. Мы уже привлёкши его внимание, и у меня всего несколько минут, может секунд, прежде, чем он сам решит подойти.

Остроглазый следит за моим взглядом и усмехается, упираясь в убийственно прямую осанку служителя правопорядка.

Интересно, он знает, насколько это для меня страшно? Догадывается, что меня сколько раз водили уже в участок, и сколько раз я почти чудом сбегала оттуда.

Что каждый следующий раз — это всё больший риск не вернуться из полицейских застенок никогда.

— Не сдам, — набатом звучит в

--">