Александр Нефёдов (Fantom 13) - Рука мира (СИ)

В январе 1945 года наша небольшая группа из троих солдат направлялась в сторону недавно открытого госпиталя, который располагался вблизи небольшого городка, давно потерявшего свое имя под толстым слоем обломков и мертвых тел. К счастью, в нашем распоряжение был еще совсем новенький ГАЗ-55, в нем мы перевозили ящики с медикаментами, требующие срочной доставки.

Над этим тихим бескрайним местом застыла странная серая дымка. В ней беспорядочно летали невесомые снежинки, пытающиеся создать что-то похожее на метель, но это больше напоминает замерзшие слезы тысячи умерших, чьи тела покоятся на земле до самого горизонта, погрузившись в вечный спокойный сон. Через окно грузовика мы с привычным для нас безразличием разглядывали развороченную землю, разорванные на части поваленные деревья, из-под которых выглядывали чьи-то бледные обездвиженные руки, тянущиеся к дневному свету. Данная картина представала такой повседневной, такой знакомой, что никто из нас даже не вздрогнул при виде всего этого кошмара, что царил повсюду, скрывая даже само солнце.

Я попал на фронт еще совсем мальчишкой, тогда мне едва исполнилось восемнадцать лет, и пришлось впервые держать в руках оружие. В первое время было страшно, даже немного больно, но постепенно мое тело начало привыкать к такой жесткой и суровой обстановке. Здесь нет многословия, каждое действие совершается быстро и с предельной точностью. Это правило мне пришлось усвоить очень быстро.

В мирные деньки я часто пропадал в обувной мастерской своего отца, где за час мог из полуразвалившихся сапог создать новорожденную сверкающую в лучах солнца обувь. Тогда все меня звали просто Димой, и этим именем я очень гордился, хотя оно казалось простым и неприметным. Из окна мастерской я каждое утро видел комнату девушки, живущей в доме напротив. Она бывала в моей мастерской лишь однажды, но мне хватило одного ее взгляда, чтобы влюбиться в эту девушку до безумия, но какое-то неприятное чувство, разносившееся по всему телу, не позволяло мне заговорить с ней вновь, выразить свои чувства. Мне оставалось только наблюдать за этой прелестной особой каждое утро, смотреть, как она расчесывает свои длинные рыжие волосы, любуется собой в зеркале, надевает на себя обтягивающее белое платье, подчеркивающее все достоинства стройной фигуры. Даже издалека я чувствовал ее дыхание, тепло ее тела, представлял, как трогаю своими огрубевшими пальцами ее нежную ключицу, опускаясь все ниже и ниже…

Сейчас я вижу вокруг только десятки лиц, сидящие в тени траншея, прижав к своей щеке верное, покрытое каплями дождя ружье. Кто-то спал, кто-то молча наблюдал за проезжающим мимо них грузовиком, где сидел наш измученный и голодный отряд, кому-то же посчастливилось раздобыть холодный суп, который они с жадностью поглощали, ничего не замечая вокруг. Но ни один из них не выражал на своем лице радость или спокойствие, они были хмурые, серые, как и все вокруг. Свет будто навсегда исчез из их души, они перестали верить в лучшее.

А все потому, что мы продолжали убивать, продолжали лицезреть насилие и смерть. Я до сих пор помню свой первый выстрел, своего первого убитого немецкого солдата.

Сержант Меньшиков, которого мы прозвали «Святым отцом» был моим наставником на протяжении всех эти долгих нескольких лет. Я его одновременно любил и ненавидел. Это жесткий человек, суровый, безэмоциональный. Он готов прикончить даже родного брата, если тот осмелится хотя бы подумать о переходе на сторону врага ради спасения. Сержант не жертвовал ничем, в его голове были только мысли о спасении собственной страны. Его патриотизму завидовали многие. Но «святым» мы его обозвали не из-за шутки, а из-за его сильной веры в Бога. Возможно, кому-то покажется невозможным, что такой стальной и угрюмый человек способен верить во что-то светлое и праведной, но он был таким. Его главным занятием во время затишья стало чтение маленькой карманной Библии, с которой этот человек ни за что бы не расстался. О данной книге знали лишь те, кому он доверял. И в глубине души я был рад, что сержант поделился со мной своей сокровенной тайной.

Именно этот человек смог переломить мой еще детский ум и помог увидеть истинное лицо войны.

Когда я отказывался стрелять в лежащего передо мной фашиста, убившего прямо на моих глазах несколько моих людей,

--">