Дмитрий Зимин , Татьяна Зимина - Последний Прометей

Татьяна и Дмитрий Зимины Последний Прометей

И чувство, что умеет вдруг

В глубинах самых горьких мук

Себе награду обретать,

Торжествовать и презирать,

И смерть в победу обращать.

Двадцать шестое декабря две тысячи сорок седьмого года от Рождества Христова. Со дня моего рождения прошло сто двадцать пять лет… Два месяца, как я родился во второй раз.

Я нахожусь на крошечном островке в Чукотском море, на заброшенной военной базе, рядом с последней в мире установкой баллистических ракет.

Сидя на полу, прислонившись спиной к стене, разглядываю всё это хозяйство: форсунки, электрический воспламенитель, насосную топливную систему… Пахнет керосином, сыростью и древней пылью. За восемьдесят пять лет здесь ничего не изменилось, только обветшало и напоминает старый, забытый школьниками макет.

Чтобы произвести запуск, нужно подняться в оголовок — комнату на самом верху шахты, и проделать там ряд несложных процедур.

На деле — старенькая ЭВМ насквозь проржавела из-за всепроникающей влажности, а топливо безнадежно испортилось. Но сами ракеты, тридцатиметровые гиганты в стальных оболочках, всё еще ждут своего часа.

Я коротаю время, приводя в порядок события последних месяцев. Захотелось рассказать историю своей смерти. Не рассчитывая на сочувствие или понимание, совсем нет.

Ни одна живая душа не знает обо мне… И, разумеется, о том что я намерен сделать. Мы с моей ракетной установкой находимся вне времени, вне реальности. Надеюсь, кто-нибудь обнаружит эти записи, когда мир изменится.

Теперь о Панде. Девушке, с которой я познакомился, обретя второе рождение. Прозвище — в честь вымерших медведей, живших, кажется, в Китае. Панды так и не приспособились к синтетической пище. Как и коалы, дельфины, жирафы, слоны…

Многих животных и птиц можно теперь изучить только по зоологическим атласам и голограммам в Сети. Подумать только, я — единственный человек, видевший этих зверей живыми, в знаменитом Московском зоопарке…

Внешне она совсем не походила на добродушного, толстого мишку. Разве что черно-белыми, разделенными пробором волосами… Тонкая и гибкая, в черной куртке из клонированной кожи, огромной и бесформенной. Джинсы узкие, плотно обтягивают длинные ноги.

Одежда увешана множеством старинных микросхем, чипов и флэшек на цепочках. Винтаж, прошлый век — смеялась она.

Когда я родился, о таких технологиях не мечтали даже фантасты…

Панда была анархисткой. Анонимы — так называли себя новые революционеры. Они сильно отличались от тех, кого я помнил из школьных уроков истории и кино. Не ходили на демонстрации, бесстрашно подставляя лица — под вспышки фотокамер, а сердца — под пули, не организовывали террористических ячеек… Анонимы никогда не встречались и ничего не знали друг о друге. Многие ни разу не покидали своих жилищ.

Их объединяла цель, но жили и выживали они по одиночке.

…Отыскав древнюю, почти затопленную, военную базу К17, Панда решила, что это идеальное место для осуществления её замысла.

На небольшой амфибии она пересекла Северный Ледовитый океан, и проникла внутрь через ангар для подводных лодок… Надо иметь незаурядное мужество, чтобы отважиться на такой шаг: поселиться на крошечном островке, в полном одиночестве. Вокруг — только полярная ночь и ледяная вода.

У неё был генератор, добывающий ток из морской воды, клеточный синтезатор для органики и трехмерный принтер, способный печатать всё что угодно, от консоли вирт-экрана до тапочек на резиновом ходу…

Лазая по пещерам под островом, Панда обнаружила склад продуктов почти вековой давности. Среди ящиков с тушенкой и сухарями было вмерзшее в лед тело человека.

Меня убили собственные сослуживцы. Убили и спрятали. Зная, что искать никто не будет. В основном, ими двигало чувство страха. Отправив на тот свет мальчишку девятнадцати лет, всё преступление которого заключалось в том, что бедняга заснул на посту, я вынес себе смертный приговор.

Карибский кризис набирал обороты, в любой момент могли объявить военное положение, но на базе не считали нужным соблюдать дисциплину… А я был упертым козлом. Это слова нашего замполита, майора Корыто. «Упертый козёл». Так он обозвал меня перед тем, как в первый раз ударить прикладом в брюхо…

Теперь уже и бравый майор, так гордившийся --">