(Алена 220) - Звезда Полынь (СИ)

class="book">Хэй, братья, Беоринги, Хадоринги, Халадины, собираемся в путь, да не мешкая!

Слава добрым богам! Слава и благодарность!

Хорошие боги.

Идут по земле караваны, бегут, не страшась людей, звери лесные, шагают люди навстречу новой судьбе — не вассалов уже, но союзников. И пусть одежда бедна, пусть многих пока донимают годы, болезни и раны, но гордо расправлены плечи, сверкают взоры — легко шагать навстречу радости и надежде.

Конечно, на этой новой земле придется им потрудиться. Но, слава Валар! — трудиться придется, не держа под рукою меч. Да и кто тут работы боится? Небось, постараемся, заживем не хуже, чем в эльфийских дворцах!

Так рассуждают они, и спешат — к морю, к западу, вслед за Звездой, где волны качают в ладонях белопарусные корабли, покидая Белерианд в светлой тоске и встречая новые дни в светлой радости праздника…

Слава великим Валар! Слава Единому!

Но радость порой омрачается. Ладно — орочья ватага, или там, хищный зверь наскочит на лагерь в лесу. То — мелочь. Другое хуже…

Люди.

Добровольные рабы Моргота.

И хоть и нечасты подобные встречи, но способны отравить жизнь и омрачить небо на долгие часы.

Они встречаются порой на пути эдайн, идущих к своей цели — красивые люди с застывшими лицами и пустыми глазами, со спутанными волосами и в рваных одеждах. Эдайн хорошо знают, что с ними делать — сперва детей отогнать подальше, а после твердый духом человек подойдет к слуге Врага, и задаст вопросы: кто таков, кому служит, и — готов ли отречься от Моргота. Конечно, чаще на последний вопрос следовало гордое «нет!», заканчивающееся ударом меча, но порой бывало иначе. Порой морготов рыцарь не мог вспомнить ни своего имени, ни — кому он служит, и вот таких-то эдайн часто забирали с собой. Пускай работой отслужат за все пакости своего господина!

Ну, и еще — морготовы рыцари в большинстве своем были изрядно красивы…

***

— Дура! — только и сказал старый Хельмир, староста небольшой рыбачьей деревушки на побережье Форростара, узнав, что его внучка — единственная живая родня — залетела от бродячего менестреля. — И не вздумай мне тут рыдать! — пригрозил он, видя, что глупая девка собралась удариться в слезы. — Не то рот заткну, свяжу и посажу в подвал. Нечего перед соседями позориться.

Девица… хотя, какая она, к Морготу, девица? Закрыла лицо руками и заплакала молча. Вся в матушку — та тоже это умела. Скорбно молчать, и только слезы — кап, кап, кап… сынок, болван, от такого вьюном завивался.

Моргот бы побрал их всех, что ж им было не передохнуть в Белерианде? Хельмир мрачно засопел, припоминая, как по дороге к морю сын нашел свою жену — совсем молоденькую девушку в обтрепанном черном платье морготовых слуг. И чем-то эта бледная немочь его заворожила — забрал с собой в Андор, отца не слушая… и ведь сколько нормальных баб вокруг, после войны-то, выбирай — не хочу. Так нет же, нашел такую, с которой ни работы, ни радости — сидела днями, вышивала, да слезки роняла… неплохо вышивала, надо сказать, но и не так, чтоб прекрасно. И больше ее ни на что не хватало, ни огородом заняться, ни садом, ни морем, ни скотиной — а как разродилась потомством, так и вовсе померла. Сын ее ненадолго пережил — утонул в море, и остался Хельмир один с малолетней внучкой на руках.

Нет, баб-то в деревеньке хватало — и в постели порадоваться, и за ребенком приглядеть. Только все одно девица выросла балованной, и вот он — итог. Кто ж ее теперь в жены возьмет-то? Сказала бы деду на пару месяцев раньше, сумели бы что-нибудь сообразить, так нет — призналась, дурочка, когда пузо на нос полезло.

Я, говорит, своего любимого дождусь. Ага, как же! Дождется она, когда рыба запоет… у этого шлендры, небось, в каждой деревне по такой вот влюбленной.

— Вот что, внучка, — сказал, наконец, старик. — Собирайся — со мной пойдешь. Да плащ накинь — благо нынче ветер холодный.

За двадцать лет поднялись на благословенной земле Андора молодые леса — к одной из таких вот рощ и держали путь старый воин и молодая девица. Светлый березовый лес сверкал, как изумруд, молодой зеленой листвой, звенел птичьей песней — здесь всем хотелось улыбаться, хоть и шли сюда люди обычно не с радостью.

Здесь жила Морэндис

--">