Вячеслав Фавик (Мартин) (Профи из Второго) - Пит Мелларк: стань моим союзником! (СИ)

Рано утром Китнисс по привычке проснулась без пятнадцати шесть утра и так, как больше не смогла заснуть, решила прогуляться по пентхаузу, который им, как трибутам дистрикта с самым большим номером (или самым последним, что про такой дистрикт в Капитолии и дела никому нет) достался в Тренировочном центре.

Как выяснилось, не зря проснулась: как только она вышла в гостиную (или столовую, попробуй, пойми?!) она обнаружила там чужака.

Это был мужчина лет 40-45 с темной кожей, ещё темнее, чем у самого темного жителя «Шлака» в дистрикте 12, могучего телосложения, несмотря на более чем внушительный вид, мужчина не вызвал у Китнисс чувство опасности: он чем-то напомнил ей сытого и довольного жизнью медведя, который никогда не нападёт в лесу на человека, даже не оттого, что у того есть смертоносное оружие, но потому, что для жизни и охоты места здесь вдоволь и можно, уступив дорогу, нисколько не потерять при этом.

— Вы кто? — спросила недоуменно Китнисс.

— Я ментор дистрикта 11, зовут меня Рубака. Зашёл по-соседски, мои трибуты живут этажом ниже. Пришел познакомиться, — мужчина улыбался совершенно искренне.

— Здрасте. Я Китнисс.

— Очень приятно. Давай знакомиться, — мужчина протянул правую руку, и Китнисс заметила, что левой у него нет и подумала: «Где-то я уже его видела, по телевизору, однорукого ментора.

„Точно!!!“ — и Китнисс вспомнила, что действительно, давно-давно, когда ещё был жив ее папа, а самой Китнисс было не больше четырех лет, ей в память врезался Победитель Голодных игр, в тот год, 14 лет тому назад, победила девочка из дистрикта 11 и по телевизору показывали интервью с ней и ее ментором, у которого не было руки.

— Я вас запомнила, когда была маленькой. Мне было четыре, — Китнисс сегодня была дружелюбной.

— Я, наверное, тогда получше выглядел, — Рубака определенно хотел наладить отношения с участницей игр от соседнего „угольного“ дистрикта.

— Глаза у вас и тогда были добрые, — ответила Китнисс. Рубака ей скорей нравился, чем нет.

— Подумать только, мой лучший друг уже знакомится с моей самой лучшей девушкой-трибутом за четверть века, — это был голос Хеймитча, - Привет, Рубака! Ты уже в курсе, что менторам разрешили разгуливать по чужим этажам?

— Новость дня! Но об этом ещё не все менторы знают. Вот пока они спят, я решил застолбить местечко первым. Но ты-то чего не спишь? Или в гости к спонсорам собрался? — насмешливо сказал Рубака, крепко пожимая Хеймитчу руку.

Ирония Рубаки объяснялась внешним видом Хеймитча: чисто выбритый и причесанный он оделся в приготовленный безгласыми по его специальной заявке чрезвычайно дорогой костюм кремового цвета. Костюм ментора был так хорош, что даже Сенека Крейн, главный распорядитель Голодных игр и известнейший во всем Капитолии модник, не погнушался заиметь такой же для своего гардероба.

— Нет, я в наркологическую клинику еду. Мне назначили на 7 утра, — с довольной ухмылкой отвечал Хеймитч.

Рубака от такой новости пришел в самый настоящий ужас:

— Неужели завязываешь??? Ты же зарекся ложиться в клинику???

— Никуда я не ложусь! Но мне сделают интоксикацию, я больше не буду пить, потому, что в моей голове капитолийские медики сотрут определенные ощущения. Действует практически сразу.

— Ушам своим не верю! Хеймитч Эбернети не просто бросает пить, но добровольно соглашается на промывание мозгов!!! Я слышал, это же стоит больших денег! — Рубака не скрывал своего изумления.

— Полмиллиона долларов Капитолия, — более чем мрачно сказал Хеймитч. Пришлось вложить все накопленные за 24 года деньги.

— Неужели ради нее??? — спросил Рубака, кивнув на Китнисс, которую слова ментора поразили в самое сердце, она ведь уже твердо считала его пропащим человеком, но оказалось, ради них, ее и Пита, ментор шёл на чрезвычайные меры и безумные траты. В душе Китнисс зародился робкий росток уважение к Эбернети.

— Ради обоих моих трибутов! — выражение лица Хеймитча было непроницаемо и абсолютно серьезно.

— Ну, тогда разреши пожать тебе твою мужественную руку, — торжественно сказал Рубака, встав. Не пить значит нам, теперь вместе. Глядишь, целая эпоха уходит! Однако, Хеймитч, на твоем месте я бы

--">