Виктория Ашотовна Арутюнян - Сельское солнце

рассказывать приходится.

– Сидит, болезный, – она устремила взгляд в окно, – всё сидит…

Соседка торжественно обещала приготовить вишнёвый пирог и угостить старика, чтобы ему жилось веселее. Ведь не просто так сидит человек вечером в саду! И покормить, верно, некому…

Она была приезжая и потому не знала, что ежевечерние размышления стали для деда Ермолая доброй традицией. Звёзды успокаивали. Вдохновляли. И уже ближе к ночи Севостьяныч уходил в свой домик, начинал писать.

– Глядишь, и получится дельное что-нибудь, – разглаживая бумагу, бормотал он, – а вот мы ещё чайку нальём…

Звездопад продолжался.

***

Свет в редакции не горел. Михал Игнатьич давно был дома, пил кофей с сахаром вприкуску и смотрел балет. Кустистые брови его поднимались и опускались в такт прыжкам и фуэте.

– Что смотришь-то на них? Взглянуть не на что!

Недовольная жена подошла к зеркалу и поправила причёску.

– Делом бы лучше занялся. Крышу перекрыть пора… Будка собачья развалится скоро! А он к искусству приобщается! Дивитесь, люди добрые!..

– Не серчай, Марья, – примирительно сказал главред, – починю.

Он переключил канал. Подтянутый телеведущий со скоростью не меньше ста слов в минуту рассказывал о закулисье шоу-бизнеса.

Тоска…

На улице замычала корова. Михал Игнатьич вспомнил статью об удоях.

– Как там дела у Севостьяныча? Получается что-то? – рассуждал он вслух. – Дело сложное.

У Севостьяныча не получалось. Главред забраковал уже семь рассказов.

«Корова – она как человек. Будешь любить животное – ответит благодарностью, подсобит в труде…»

«Коровы – кормилицы наши. Ты в глаза им погляди! Человечьи глаза-то!»

«Молоко – самая что ни на есть народная пища. Куда без него?»

«Ласковому человеку мир улыбается. А в нашем селе самые сердечные люди живут…»

Михал Игнатьич терпеливо объяснял:

– Вот ты тут написал, что, мол, ласковым мир улыбается. Прочитает этот репортаж наш Фёдор – Федорино Горе – обидится.

Федориным Горем называли заместителя главы сельской администрации. Он постоянно негодовал, критиковал любую работу и сетовал на несправедливость жизни.

– Понимаешь, да? Он радости ни в чём не находит.

– Как не находит?! А пруд с карасями… – заспорил дед Ермолай.

– Ему эти караси даром не нужны! Так вот: прочитает и обидится. Поэтому бросай свои стихотворения в прозе и пиши по существу. Как маленькому, одно и то же по сто раз повторяю!

– Старики – что дети малые, – бормотал Севостьяныч, – от них и ждать нечего…

Снова приехал внук. Дед Ермолай пожаловался ему:

– Ни на что, Лексей, я уж больше не гожусь!

– Откуда такой пессимизм? – внук хмурился.

– Да вот, – Севостьяныч махнул рукой, – Михал Игнатьич говорит, что писать надо иначе. А я-то и не умею… Наверно, пора бросать эту затею.

– Дай-ка посмотреть! – Алексей терпеливо читал забракованные статьи. – Ты слишком строг к себе. Свежий взгляд, актуальность темы… Дауншифтинг! Люди хотят понимать природу, чувствовать атмосферу жизни в деревне, на открытых пространствах… Воздухом чистым дышать хотят!

Внук прошёлся по комнате, вспоминая что-то.

– Может, я этим вопросом займусь? Рассказы, конечно, стоит подкорректировать… Гхм, отшлифовать. И будет тебе статья! Не в «Вестнике села», а в столичном журнале! Есть ещё много вариантов. Например… Хочешь зарегистрироваться в тематической социальной сети?

Алексей вырос хорошим человеком. Но иногда он изъяснялся на малопонятном языке.

– Что ты говоришь, в толк не возьму… Даунлифтинг какой-то приплёл… Да и с регистрацией проблем много будет. Столько бумаг собирать – конца и края нет, ей-богу! Мне бы рассказ напечатать…

– Ладно, – ответил внук, – повременим с современными технологиями. Напиши что-нибудь о природе! В своей манере. Ничего не меняй! Мы, мол, устали от городской жизни, мечтаем вернуться к корням… Ну, сам знаешь, как это делается, не мне тебя учить. А я позвоню Володьке.

Он уехал. Пора было выходить на работу.

--">