(anatta707) - О чём нельзя говорить (СИ)

========== Глава 1. Правитель Аместриса ==========

На приём удалось попасть только с пятой попытки.

Твоя новая секретарь — извини, не запомнил её фамилию — сказала что-то о плотном расписании поездок «господина фюрера» по стране, почти круглосуточном графике работы и прочее. А у меня тоже не так много времени, чтобы тратить его на обивание порогов кабинетов. Вот возьму и уеду, не попрощавшись! И в следующий раз увидишь меня лет через двадцать, когда у тебя седые усы вырастут, как у экс-фюрера Груммана.

Как там старик, кстати? Ведь ты изначально попросил его занять пустующее кресло главы государства, чтобы самому не тратить время на перебирание бумажек, а заняться действительно важными делами. Например, восстановлением Ишвара.

Через три года Грумман был вынужден сложить полномочия из-за болезни. Кто бы мог подумать, что этот закалённый вояка в одночасье сляжет с инсультом? Вылечился, но страной ему больше не управлять. Не то здоровье. Про «не тот возраст» промолчу. Если бы не болезнь, седовласый пройдоха спокойно правил бы нами ещё лет тридцать.

После отставки Груммана пришлось срочно вызвать из Ист-Сити тебя — единственного претендента, которому выразило доверие большинство военных и мирного населения.

И вот ты уже год занимаешь самый роскошный кабинет в здании заново отстроенного Штаба в Централе — с хрустальной люстрой и двумя массивными столами из чёрного дерева, установленными буквой «Т».

Вдоль длинного стола стоят красные стулья с мягкими сиденьями, а за твоим — кожаное кресло с высокой спинкой. Надеюсь, призраки прошлого не посещают тебя, когда ты вечерами корпишь над кипами бумаг при свете настольной лампы?

Обитые деревянными панелями и выкрашенные в кремовый цвет стены украшают портреты предшественников, занимавших кабинет до тебя, в том числе и фигура Брэдли. Почему ты не снял изображение этого гомункула со стены?

А, понял. По политическим соображениям. Кинг Брэдли — всенародный любимец. Согласно официальной версии, он «героически погиб» во время бунта в армии четыре года назад. Только ты, я, да ещё несколько наших друзей знают, что на самом деле вытворял этот «герой меча и алхимии».

Пройдя по алой дорожке от дверей приемной, останавливаюсь, церемонно кланяюсь, а затем, опередив твой разрешающий кивок, плюхаюсь на ближайший стул и закидываю ногу на ногу. Как тебе это, господин фюрер?

Фуражка со знаками отличия лежит на краю стола. А на твоих погонах четыре звёздочки… Заважничал, товарищ по оружию. Вечно занят, не подступишься.

Да шучу я, шучу, Огненный. Разве кому-то может быть непонятно, почему тебя постоянно нет в столице? В отличие от предыдущих глав государства ты действительно делаешь много полезного. Аместрийцам повезло с тобой.

Всё-таки ради меня ты соизволяешь ненадолго оторваться от чтения бесконечных документов и наложения резолюций. Бумаги отодвинуты в сторону. Медленно поднимаешь голову …

Мелкие пылинки кружат в солнечном свете, льющемся из ближайшего окна. Лицо с лукаво прищуренными черными глазами наклонено вбок. Ты по привычке подпёр щеку рукой и смотришь на меня с многозначительной полуулыбкой. Надо же, у тебя красивые глаза … Блин, о чём я? Самому смешно.

Четыре года назад ты смотрел на меня совсем по-другому. Лучше сказать, не глядел вообще, потому что искренне полагал, будто я никогда не смогу простить тебя за использование философского камня. Но к тому времени я узнал от доктора Марко, что ты, прежде чем позаботиться о себе, вернул капитану Хавоку возможность ходить. Силы камня могло и не хватить на вас обоих…

Кто я такой, чтобы осуждать тебя? Перечислить снова все мои ошибки, начиная с одиннадцати лет? Думаю, не стоит. Много времени займет. Да ты всё знаешь.

«Полковник, — сказал я тогда, — вы собираетесь восстановить страну и дать ей возможность увидеть счастливое будущее. Кроме вас некому больше справиться с такой задачей. Поэтому вам необходимы глаза».

«Ты не злишься?»

«Почему я должен злиться? Я не парень по имени Истина, который всех судит, просиживая штаны у Врат, и воображает себя самым мудрым, но сам при этом ничегошеньки не знает ни о жизни, ни о людях».

Ты улыбнулся тогда.