Олеся Шеллина - Ярмарка невест

Глава 1

— Петр Федорович, ваше высочество! — я приставил руку в перчатке ко лбу, потому что сегодня был на редкость ясный, хоть и дюже морозный день, и посмотрел на скачущего в нашу сторону всадника, заслонив глаза от слепящего яркого солнца.

— Ну что там еще произошло? — пробормотал я и поморщился, заметив насмешливо-сочувствующий взгляд Румянцева. Вот паразит, смешно ему. Хотя, будь на моем месте кто-то еще, я бы тоже с удовольствием посмеялся бы. Ситуация-то действительно развивалась забавная, почти до истерики. К счастью мы уже ехали из Ораниенбаума обратно в Петербург, успев сделать все, что я запланировал на сегодня, иначе точно была бы истерика, вот только, похоже, что на этот раз у меня. Тем временем всадник подъехал ближе, и я узнал в нем Ивана Лопухина.

И все-таки что-то мне удалось внедрить в этом времени. Я привил своему двору любовь к теплой одежде, во всяком случае зимой. Потому что, убивайте меня, но камзол с накинутым сверху плащом, пусть он хоть трижды подбит мехом, это, сука, камзол, на который сверху накинули плащ. В свое время, живя в Сибири больше десяти лет, я освоил одну простую истину: сибиряк не тот, кто не мерзнет, а тот, кто тепло одевается. Правда, это не помешало мне самому замерзнуть до смерти, но это уже дела минувших дел, как говориться. А ввел я в моду свитер. Да-да, самый обычный свитер, заставив его связать плотнее, чем обычно делали, изготовляя шерстяные рубахи, и оснастить воротником. Сначала к моей новой обнове отнеслись скептически, потом распробовали. Я ни в коем случае не призывал надевать его на официальные мероприятия, там продолжал царствовать камзол, но как домашняя одежда свитера вполне подошли. Некоторые изменения претерпела и верхняя одежда. Это все еще оставались плащи, только они в обязательном порядке обзавелись рукавами, до этого рукава были далеко не на каждом плаще, и подбивка мехом шла основательная, с выходом наружу в виде оторочек и широких воротников. Нечто подобное носили, как это ни странно, в более древних временах и меня всегда не покидала мысль, что же в итоге пошло с одеждой и модой в целом не так, на какую-то кривоватую дорожку мода свернула, если честно. Так что, одним из пунктов моих планов, если им суждено будет сбыться, стояло упрощение всех форм великосветского гардероба до приемлемого уровня, и, по-моему, освободить крестьян, хоть я и не собирался пока этого делать, будет проще, чем заставить дворян стать в этом плане более аскетичными. Но ничего, поживем-увидим, я могу быть очень упрямым.

— Ее величество призывает к себе, Петр Федорович, — Лопухин поравнялся со мной и на ходу выпалил поручение. — Говорит, что умирает, и что ей надо перед смертью вам много наказов успеть дать.

Я только рыкнул, пуская коня рысью, а сзади до меня донеслись тщательно скрываемые смешки. Нечто подобное, я, конечно, предполагал, как только опознал Лопухина в несшемся ко мне всаднике, но, ей богу, это уже становится невыносимым! Вот только делать было нечего, и я понесся прямиком в Зимний едва ли не галопом. Чем быстрее я доберусь до тетушкиных покоев, тем сильнее облегчу себе жизнь, потому что в противном случае страдать мне придется долго и мучительно.

* * *

Началось все с того, что я примчался в Петербург, оставив далеко позади Георга с его хитромудрой женушкой и половиной охраны, как только узнал про то, что Елизавета не здорова. Мы ехали, почти не отдыхая, только коней меняли на почтовых станциях, довольствуясь коротким сном, после столь же редких перекусов.

В Петербург мы въехали грязные, вонючие, потому что уже пятый день не могли как следует вымыться, и осунувшиеся. Во дворце мне сообщили, что Елизавета все еще не вставала с постели и даже министров принимала в спальне, настолько ей плохо. Вот честно, я даже начал подозревать самое худшее, и ворвался в спальню к государыне даже не переодевшись. Сначала мне действительно показалось, что тетушка едва ли при смерти, но, подойдя поближе, увидел, что она не бледная, а очень обильно напудрена. Но даже рисовая пудра не смогла скрыть вполне здорового румянца. Окинув взглядом комнату, я убедился, что не все так уж и плохо, потому что, когда все действительно ужасно, не пытаются спрятать тарелку со всевозможными сладостями под одеяло.

— Петруша, душа моя, ты приехал, — проговорила Елизавета слабым, дрожащим голосом и картинно поднесла руку ко лбу. — Я-то уже и не надеялась вновь тебя когда-то увидеть, — подойдя к --">