Григорий Григорьевич Володин - Возрождение Феникса. Том 4 (СИ)

Возрождение Феникса. Том 4

Глава 1 — Крылатый песец

— Господин! — надрывается криком Василина, когда Беркутов обращается в огненного зверя.

Комната наполнена огнем, ветром и молниями. Но господин выделяется на фоне стихий, как золотой степной волк среди стаи блеклых дворняг. Такой же чужеродный. Красно-золотая шкура, золотая волчья голова, чудовищные дымящиеся когти. Под огненной шерстью просвечивается стройное тело юноши — всё в крови. Эту легенду невозможно не признать. Даже для атеистки, с самого детства не единожды проклинавшей богов. Проклинавшей за смерть родителей, за одиночество, за кровавые бои в Волчьей яме. Василина не боялась ненавидеть Сварога, ведь она капли не верила в Кузнеца. Но теперь ей страшно, ибо перед ней шаркает когтями по полу сам сын великого бога.

И тем ей страшнее, что Огнем-Сварожичем оказался Арсений Беркутов, ее господин. Стыд за неверие обуревает душу. Боги существуют! Она служит одному из них!

Два крыла складываются вокруг Арсения и резко раскрываются, словно гигантские ладони. Широкие взмахи порождают адский жар. Воздух наполняется всполохами пламени. Бушующая красно-золотая волна бьет в воздушника и молниевика. Рыкари отлетают назад и ударяются в стену ровно также, как недавно они швыряли «брноненосцев».

— Сеня! — очухивается Тимофей в руках Василины. Она держит мужчину за подмышки. Он бешено вертит головой. — Лисич…Дура! Бросай меня! И шуруй к барину!

Забота Тимофея о господине трогает сердце девушки. Она крепче сжимает бойца и оттаскивает к проходу.

— Куда! — орет Тимофей, дергаясь.

Девушка прижимает его к себе, чтобы не вырвался.

— Туда лучше не соваться, — надсадно произносит Василина. — Особенно простым смертным.

— Там же Сеня!

— Я как раз о нем.

К коридору также отползают Ренат с Ахметом. В комнате же разгорается новая битва. Вернее, казнь. Поток ветра поднимает Рыкаря-воздушника к высокому потолку, и оттуда на господина обрушивает три смерча.

Взмах огненных крыльев сжигает смерчи. Крылатый пес подпрыгивает, следом за горящим оборотнем вьется шлейф огня. Вверху Семаргл-Арсений и воздушник сшибаются, как две кометы. С грохотом оба падают на пол. На ноги приземляется только господин, а воздушник… Василина сглатывает от ужаса. Рассеченное тело лежит скомканным влажным куском мяса. Дымные когти Семрагла распороли Рыкаря от глотки до паха. Зрелище неприятное. Хотя в Волчьей яме редко, но бывало и похуже.

— Что у господина за монстра-стиль? — бормочет Ахмет, бледный как мел.

— Это Семаргл, деревня, — Василина на всякий случай придерживает вставшего на ноги Тимофея. А то еще рванет в то пекло. — Крылатый пес. Священное писание забыл что ли?

— И не знал, я мусульманин, — поясняет кавказец и бросает взгляд в потолок. — Аллах велик.

— Если у него такие же крылья, то возможно, — шепчет Ренат.

Значит, господина узнают только сварожичи. Удивительное открытие.

У молниевика не остается сил на достойный отпор. Пара ветвящихся молний — всё на что его хватает. Синие зигзаги запутываются в пламенной шкуре Зверя, растворяясь в огне. Затем молниевик удостаивается зрелищной смерти. Огромные крылья прихлопывают его как муху. Дымящиеся кости осыпаются, некогда сильный враг превращается в черную кучу пепла.

А затем Семаргл разворачивается — тяжело, как горящий танк — и шагает к своим людям. Густой дым обвевает его крылья как знамя.

Колени Василины подкашиваются, она падает на пол. Остальные удивленно смотрят на соратницу. Даже у самого Арсения просвечивающееся под огненной маской лицо озадаченно вытягивается.

— Прости, господин, — слезы стекают по ее лицу. — Я не верила, не знала, что ты есть. Таких слов наговорила про тебя и Кузнеца, твоего отца.

Арсений протягивает к ее голове когтистую руку. Огонь отступает с кисти, и ее мокрых щек касаются холодные аристократические пальцы. Они бережено вытирают слезинки.

— Слова — ничто, действия — всё. Ты верно служишь мне, этого более, чем достаточно. Поднимись, — и она вскакивает, счастливая и прощенная. Ноги становятся легкие как у лани. — Надеюсь, вы все понимаете, — он указывает рукой на свое пламенное облачение. — Что произошедшее здесь — секрет.

— Конечно, — кивает Тимофей. — Если бы я знал раньше….

— То что? Перестал бы «сенькать»? — усмехается лицо за волчьим --">