(Las Kelli) - Дюжина (СИ)

набросил на свою веру чёрное покрывало, когда поднялся от тела отца Джинна и взял в окровавленные руки револьвер, чтобы отнять жизнь.

Выстрел был точным, они оба знали это и много лет были уверены, что тот, кто убил Джинна, мёртв. Они не нашли его тела, но в ущелье, куда он упал, было не выжить. Так они думали.

Энакин не был рождён, чтобы стать священником, и выбрал другой путь. Энакин стрелял так же метко, как Оби-Ван, который научил его этому — и Энакин жаждал нести справедливость не словом Божиим, но револьвером. Оби-Ван вначале пытался изменить его, считая своим долгом вырастить Энакина тем же, кем вырастил его самого отец Джинн. Но Энакин был другим, и Оби-Ван в конце концов понял это и больше не пытался его изменить.

Они становились всё ближе с годами — ближе, чем оба могли надеяться. Не потому, что их объединяло общее прошлое, но потому, что они знали друг друга в настоящем, знали так, как никто другой их не знал, видели так, как не видел никто другой. Словно оба касались каких-то струн, недоступных другим, слышали голос, не слышный никому больше, и Оби-Ван называл это голосом Господа, а Энакин… Энакин, пожалуй, предпочитал не давать определений. Но он слышал его лучше, чем кто-либо. По крайней мере, Оби-Ван надеялся, что это Божий глас, а не шёпот дьявола. Кто направлял его руку, когда он стрелял не глядя? Кто давал ему знать обо опасности раньше, чем она приходила? Возможно, Энакин сам выбирал, чей голос он слышит и кому даёт направлять свою руку. И если так — Оби-Ван был спокоен, потому что Энакин всегда выбирал правильно.

Их тянуло друг к другу. За столько лет Оби-Ван, имевший много возможностей, так и не связал ни с кем свою жизнь, а Энакин, казалось, никогда и не смотрел ни на кого другого. И под его пытливым, горячим взглядом Оби-Ван ощущал, что и нет никого другого для них обоих, будто судьба бросила кости и они сошлись в единственной выигрышной комбинации, которая свела их с Энакином вместе. И всё же он ждал, сам не зная чего. Энакин был безрассудней и порывистей и однажды сделал первый шаг. И Оби-Ван, может быть, никогда бы не сделавший его первым, Оби-Ван, ставший после своего меткого выстрела спокойней и сдержанней, осторожней, осмотрительней — Оби-Ван не оттолкнул его. Потому что судьба не бросает наудачу, у судьбы все кости мечены.

Со временем Энакин занял место, о котором всегда мечтал — и нёс справедливость в этот мир порохом и свинцом; Оби-Ван остался на том месте, о котором всегда мечтал для него отец Джинн — и нёс слово Божие. И они были вместе, тихо, негласно, втайне от чужих глаз, а никому и не было дела. И это была счастливая жизнь. Жизнь двоих, каждый из которых на своём месте, и дни их полны любовью и долгом, лишь дополняющими друг друга и не отнимающими ничего взамен.

До того момента, когда Энакин узнал, что Оби-Ван не совершал смертный грех. Человек с татуировками на лице жив. Смерть родителей Энакина и отца Джинна осталась неотмщённой.

— Ты не должен мстить, — говорил ночью Оби-Ван. — Энакин, возмездие — Господу.

— Ты правда думаешь, что он просто проедет мимо? — горячо возражал Энакин. — Я слышал, что выжить-то он выжил, но так и не оправился от ран. Ты не убил его, но сделал из него калеку. Оби-Ван, поймёшь ты или нет? Он идёт за тобой.

— Значит, я буду ждать, — упрямо отвечал Оби-Ван.

Энакин опустил голову и прикрыл глаза на мгновение, а потом снова посмотрел на него этим своим пытливым и одновременно просящим взглядом, который так хорошо ему давался.

— Чёрт с ней, с местью, — тихо сказал он. — Ты отомстил за нас обоих в тот день. Я боюсь за тебя.

— Не надо, — с улыбкой ответил Оби-Ван. — Страх затуманивает разум.

Энакин устало вздохнул, откинулся на подушки и посмотрел в потолок.

— Я здесь шериф, — наконец сказал он, помолчав. — И мне решать. Я не собираюсь ждать, пока он придёт за тобой.

Оби-Ван приподнялся на локте, нежно коснулся пальцами его щеки и сказал: — Энакин. Всё в руках Господа. Не пытайся Его переиграть. Это так не работает.

Энакин улыбнулся.

— Посмотрим.

И Господь решил всё по-своему.

К следующей ночи началась буря. Молнии били в истосковавшуюся по воде землю, но дождь так и не шёл, только ветер рвал с верёвок развешенное тряпьё и стучал неплотно

--">