Наталья Львовна Точильникова - Царь нигилистов

Еле открыл дверь, с трудом вышел.

Оперся рукой на сиденье.

Перед глазами встало лицо его дочки Анюты. Он смутно помнил, что она кажется пошла в ресторан с однокурсниками, праздновать окончание сессии.

Короткая стрижка, волосы покрашены в какой-то яркий, анимешный цвет. Сиреневый что ли? Перед сабантуем что ли перекрасилась? Он почему-то не помнил.

Лицо ее поплыло и сменилось лицом жены. Обивка кресла поползла вверх.

Он застонал. Больно не было. Было ощущение близкой смерти.

И он понял, что падает в проход между креслами.

Белый потолок с лепниной у стен и вокруг люстры. Люстра странная: плафоны похожи на керосиновые лампы из цветного синего стекла.

Стены нежно-голубые с деревянными панелями высотой метр от пола, а лепнина скромная, без наворотов, просто широкий потолочный плинтус.

Окна нет, точнее прямо в ногах кровати стоит трехстворчатая синяя ширма и сияет так, словно за ней окно.

Как он сюда попал?

Саша вспомнил, как ему стало плохо в поезде, и он, видимо, потерял сознание. Тогда почему не больница? Больше похоже на дачу средней руки предпринимателя, любящего неоклассический стиль.

Один из клиентов? Да, и такие клиенты были. Защитой бизнеса тоже занимались.

Он попытался приподняться, но голова закружилась, и комната поплыла перед глазами.

— Александр Александрович… — старательно выговорил женский голос с явным акцентом. — Слава Богу! Вы очнулись…

Саша осторожно повернулся, стараясь не вызвать снова эту беспощадную карусель.

У его постели сидела женщины средних лет в лиловом платье с кружевным воротничком, круглыми пуговками впереди, широкими рукавами и необъятной юбкой до пят.

Саша смутно припоминал, что деталь одежды, придающая юбке объем, называется «кринолин». У Маши на свадьбе было платье с кринолином.

Странная хозяйка дома похоже предпочитала неоклассицизм не только в интерьерах.

— Кто вы? — слабо спросил он.

— Александр Александрович, это я Китти, ваша nurse.

И до Саши, дошло, что собеседница говорит по-английски. Видимо, потому и дошло, что последнее слово он понял не до конца.

Медсестра? Может быть, в его состоянии. Но уж очень не похоже на больницу. Вип-палата что ли? Но запах совершенно не больничный! Мед, розы и еще какие-то травы: лаванда что ли?

И белье не больничное. Слишком тонкое. Батист не батист? И узор из мелких синих цветочков по одеялу.

— Nursemaid, — уточнила женщина.

Слово было откуда-то из викторианской литературы, читанной в юности исключительно для совершенствования в языке, и означало «няня» или «сиделка».

— Александр Александрович, вы меня совсем не узнаете?

Если «няня», тогда почему «Александр Александрович»?

Да, не узнает. Может быть, разве что, где-то глубоко в подсознании некий смутный образ…

— Китти? — переспросил он.

— Yes! Yes! — радостно закивала женщина.

— Китти, где здесь туалет? — спросил Саша.

В это самое место хотелось жутко.

Но Китти смотрела вопросительно. Странно, есть же у них это слово «toilet». Кажется, поняла, но ей нужны были какие-то дополнительные пояснения.

— WC, — с готовностью пояснил Саша. — Watercloset.

— Вы слишком слабы, Ваше Высочество, — засомневалась англичанка. — Вы дойдете? Есть судно.

Саша обалдел от обращения. Первой мыслю было, что недопонял. Но «Your Highness» — это же определенно «Ваше Высочество»! Он начинал сомневаться в своем английском, чего не было уже лет пятнадцать. Но в этом странном доме был какой-то странный английский. И с произношением что-то не то…

Судно удивило меньше. Эта деталь говорила в пользу больницы и была не лишней, учитывая, что комната снова принялась вращаться.

Он ожидал увидеть белый эмалированный предмет, однако Китти достала из-под кровати фаянсовое произведение искусства, расписанное голубыми цветами. Не ночная ваза, а просто ваза. Назначение выдавала только форма: вполне классическая, причем не для судна, а для горшка.

Ладно! У богатых свои причуды. У богатых англичан — тем более.

Только, как он в Англии оказался? Ехал же в Питер.

— Китти, мы в Лондоне? — спросил он.

— Нет! Нет! Что вы, Ваше Высочество! Мы в Александрии.

Час от часу не легче!

— В Египте? — спросил он.

— Нет, — замотала головой Китти. — В нашей Александрии.