Андрей Дай - Выход Силой

бой. — Но-но. Вона ужо и жаром пышешь. И тяжко…

Дар и проклятие рода. И мое личное. Яркие эмоции или волнения — это не для меня, если конечно не имею цели убить все живое вокруг. Неконтролируемый, не смотря на все старания и стальную волю, выброс Силы. На сотню метров, как минимум. А в бешенстве, так и до версты.

— Беги, — сделав вид, будто поправил волосы на мохнатых седых бровях, смахнул слезу galdrasmiðir^[1]. — Беги уже. Он ждет.

Кивнул, сглатывая колючий ком в горле и чувствуя, как в уголках глаз собирается предательская влага. Развернулся и побежал. Неожиданно полными жизни, не смотря на раннее утро, коридорами. Прочь-прочь из жарко натопленных, душных палат. На улицу. На мороз. К небу, к снегу, к воле.

Резкий переход из тепла на морозец привычно кольнул щеки. Даже не заметил, кстати, как на плечах образовался полушубок. Не «шитый златом», не зачарованный, просто теплый и удобный. Такие, что при гостях не надевают.

Голубые предрассветные сумерки. Тропа, вытоптанная в снегу моими же ногами, кажется синей, словно бездонное море. Будто бы и бегу я, как какой-то ближневосточный бог, прямо по воде. Совершенно не морские запахи только все портят. Пахнет снегом, морозом и совсем чуть-чуть — навозом. Что поделать?! Коровы производят не только молоко. Прячу улыбку за привычной маской невозмутимости, но в душе смеюсь. Потому что скоро. Скоро, скоро, скоро. Завтра. Будущим уже утром я поеду. Не так уж и важно, куда и зачем? Главное — откуда! Прочь от нудной учебы, навязчивой опеки и бесконечных ворчаний. От древней, навсегда застывшей, словно муха в смоле, в прошлом веке усадьбы. Вперед, к людям, в цивилизацию, к жизни и движению. Переменам.

И возможно, понятное дело не завтра, но когда-нибудь — точно, я увижу своими глазами то самое глубокое синее море. И проверю, так ли уж сложно: ходить по воде?

Хмурые, темные, по брови присыпанные снегом, мохнатые пихты. Узкая тропа прихотливо изгибается, минуя снеговые ловушки-шутихи. Еще сотня больших шагов, еще немного, и я на берегу огромного спящего подо льдом озера. Здесь узкая, злая речка терзает равнодушные льдины, не давая крохотной полынье замерзнуть даже в самые лютые морозы. И здесь же, почти у самой кромки воды, вытоптанный пятачек с бревном-плывуном, на котором любит сидеть дед.

На котором сидел и теперь. А еще, рядом, на выбеленной водой и ветром древесине, ярким сверкающим пятнышком, выделялся серебряный кружок амулета на кожаном шнурке.

— Прежде чем ты наденешь это, — на древнем, как сами горы, dansk tunga — языке данов, прокаркал четвертый за сегодняшнее утро старец. — Скажи мне, юный Альрик Лейтт^[2], наследник Рода. Скажи: твердо ли ты решил? Сильна ли твоя Воля и не свернешь ли ты с пути, когда станет так плохо, что готов будешь проклинать Светлых Богов?

Ну, да. А как именно еще мог ко мне обратиться живший прошлым величием старик? Тем более что такое дали мне имя: Антон-Альрик. Двойное. Ничего необычного для старых семей.

— Мое Слово, моя Воля, мои Боги. И в том клянусь!

Лгать в этом месте? Тут, где сила ощущается кожей, и ее давление на неодаренных таково, что они и минуты не в состоянии пробыть возле древнего höf^[3]? Где стоит покрытая резьбой, почерневшая от времени перекладина для отдыха Хугина и Мунина, воронов Одина? Прогневить и так не особенно доброго Бога? Одноглазого Старца в синем плаще, однажды даровавшего мне право управлять Силой? Даже если бы у меня довольно было отваги на этакую-то глупость, я не стал бы этого делать.

— Надень, — рыкнул старый викинг. — И запомни, что я скажу…

Паузе, которую выдержал он, сделала бы честь и славу любому провинциальному театру. До столичного все-таки он чуточку не дотянул. Не выдержал серьезным лицо. Глаза выдавали.

— Что, юный хёвдинг? Ждешь от меня какой-то великой мудрости? А у самого уже ветер в парусах, а? Мама купила корабль?^[4]

— Моя мать не купит мне корабль. Никогда, — угрюмо пробурчал я. Стародатский я знал не так уж и хорошо, и потому старался говорить простыми предложениями. — Она давно забыла обо мне.

— Ну, так ты и не третий сын, — как мне показалось, охотно принялся спорить старик. — И разве тебе здесь чего-то когда-то не хватало? Что она могла подарить, чего бы у тебя уже не было?

Я задумался. Спорить со стариками было вообще очень сложно. На любой мой аргумент они легко находили два своих. И еще успевали посмеиваться над потугами подбирать убойные доводы. Так, --">