Максим Валерьевич Казакевич - Двое из будущего. 1901 -…

сердечно со всеми прощался. Маришка, расстроенная моим отъездом, не отходила от меня ни на шаг, все время прижималась и поглаживала меня, то по спине, то по плечу, молча по-бабьи причитая и заглядывая в глаза, словно прощаясь навек. Мишка, серьезный и понурый, долго жал мне ладонь, обнимал, говорил теплые слова. Хоть и была это поездка запланирована давным-давно, а все равно он волновался. Случиться могло все что угодно — шальные пули дураков любят. Ведь я, по его мнению, никем другим, после моей беседы с Марией Федоровной, не являлся. Настоящий, форменный дурак, что не умеет следить за своим языком. Анна Павловна, внешне холодная и скупая на эмоции, тоже не удержалась и, тихо всплакнув, утирала слезу уголком платочка и целовала меня в щеку. Но больше всех волновалась Зинаида, что тоже увязалась за мной на вокзал, чтобы проводить. Уж та не скрывала своих эмоций — наговаривала, причитала, жалела меня и бесконечно пересчитывала мои чемоданы. Бегала туда-сюда, вполголоса поругиваясь на вокзальных грузчиков, срывая на них свое раздражение, заставляя как можно аккуратнее производить их погрузку. В нашу узкую компанию она не лезла — успела со мной проститься заранее. Еще с утра всплакнула при мне, по-бабьи пожалела, да и перекрестила украдкой, улучив момент. В общем, не смотря на довольно-таки хороший и почти весенний день, прощание у нас получилось довольно грустное. Даже чересчур, а мне не этого хотелось. Из всей компании лишь один я улыбался и старался шутить, посмеиваясь над их трагичными физиономиями. Да Дашка, что не могла усидеть на месте, все время шныряля по перрону, с задорным смехом улепетывая от приставленной няньки.

— В общем, шли телеграммы с каждой крупной станции, — наставлял меня Мишка. — Не теряйся. Письма пиши раз в неделю. Нужны будут деньги — только сообщи. Надеюсь, не все за раз потратишь, растянешь на какое-то время.

— Да ладно, чего ты? — отмахивался я от него. — Как будто насовсем уезжаю.

— А ты слушайся своего друга, — поддержала Маринка Михаила. — Мы все за тебя переживаем. Дашенька уже совсем большой станет когда ты вернешься. Да и вернешься ли? Не придется ли мне как женам за своими декабристами к тебе уезжать?

— Ой, да бросьте вы, в самом деле! Чего вы раньше времени меня хороните? Я ж всегда говорил, что вернусь самое позднее в пятом году. Вы тут сами без меня делов не натворите, расхлебывай потом.

— Уж без тебя-то точно не натворим, — усмехнувшись, заверил Мишка. — Ты сам там, давай аккуратней. На рожон не лезь, героя не играй. Ты и жене и мне живым нужен. Война с японцами хоть и важное событие, но не самое главное. Самое главное у нас будет после этой войны, а без тебя мне будет сложно. Поэтому, если что — беги. Плюй на приличия и делай ноги. Да хоть японцам в плен сдайся, все лучше, чем в деревянный макинтош прописаться. Потом разберемся.

— О-о, господи, — только и оставалось мне прошептать, в который раз выслушивая наставления своих близких. — Да понял я все, понял. Обещаю — буду аккуратен.

— А ты не возмущайся, — опять поддакнула Маришка. — Михаил дело говорит. Ну их, этих япошек. Ты домой целым вернись.

— Ну, все-все! — возмутился я, поднимая руки. — Сейчас наговорите, вообще никуда не поеду — побоюсь.

Они все промолчали. Понимали, что такой возможности у меня нет. Кстати подбежала Дашка, ткнулась носом мне в ногу и обняла ее. И я, наклонившись, подхватил ее на руки, горячо поцеловал в щеку. Но доче это не понравилось, она скривилась и стала отпихиваться руками, требуя отпустить ее на землю. Недотрогой растет — не любит когда с ней сюсюкаются и зацеловывают. Особенно не любит нежностей со стороны матери, категорически закатывает истерики, если просекает малейшие попытки ее поцеловать, чем очень огорчает Маришку.

— Ну, ладно, кажется пора, — сказал я, глядя вслед убегающей дочери, которая опять обманула играющую в поддавки молодую няньку. — Зина, чемоданы все погружены?

— Да, Василий Иванович, все.

— А проектор с камерой? Ничего не разбили?

— Как можно? Все целенькое, все аккуратненько.

— А два моих орла как погрузились?

— Да чего им станет? Залезли сразу же и носы к окнам приклеили. Жрут уже чего-то.

Это она про моих архаровцев, что согласились отправиться со мной в путешествие. Подчиненные Орленка, из охраны. Тоже бывшие солдаты, исполнительные, трудолюбивые, но очень любящие пускаться в различные авантюры. И да… оба с весьма гнусными --">