Алексей Иванович Слаповский - Успеть. Поэма о живых душах

склонив голову, что-то тихо говорил девушке, почти прикасаясь к ее щеке губами, вернее, маской, щегольской, черной, с пиратским принтом в виде скрещенных сабель и черепа, а иногда и прикасался — приспустив маску, коротко целовал в щеку под ушком, будто отмечая цезуры своей речи, и, надвинув маску, продолжал говорить. Девушка слушала и улыбалась глазами; маска на ней была тоже красивая, красная, с золотыми серпом и молотом, как на бывшем советском флаге. Юноша и девушка понимали, что все на них смотрят, завидуют им, но как бы не замечали этого, создавая свой маленький безгрешный театр любовной игры.

У окошка кассы, традиционно имеющего вид арки, что намекает на особенность ритуала, будто здесь продаются не просто билеты, а пропуска в иной, лучший мир, стояла молодая женщина, высокая, полная, в пальто фиолетового чернильного цвета из плащевой ткани, сквозь которую там и сям пробивались катышки подкладки, это бывает после стирки или очень долгой носки. Она не могла выбрать, каким поездом ехать в Москву.

— Махачкалинский когда отправляется? — спрашивала она.

— В четырнадцать сорок одну, — терпеливо отвечала кассирша.

— А саратовский?

— В пятнадцать семнадцать, почти сразу же. Что берем?

— Купе свободные в каком есть?

— И там, и там.

— А можно, чтобы в купе никого? Я с двумя детьми. Чтобы нам три места, и уже никого не сажать?

— Я этим не распоряжаюсь. Даже если тут придержу место, не продам, на другой станции кто-то возьмет билет и к вам подсядет. Имеет право.

— А все купе можно купить? Два билета на одно лицо?

— Да хоть весь вагон купите, правила не запрещают.

— Тогда все купе. В смысле, два билета на детей и два на меня.

— В какой?

— А махачкалинский хороший?

— Нормальный.

— Но там же с юга люди едут. Нахватались неизвестно чего. Да еще Кавказ сплошной.

— Чем вам Кавказ не нравится? — тут же послышался уязвленный, но вежливый голос.

Женщина оглянулась. В конце очереди стоял и, кстати, в отличие от прочих, соблюдал положенную дистанцию плотный мужчина лет пятидесяти в серой куртке и серой вязаной шапочке, с большими глазами, полными грусти оттого, что жизнь непроста, а Родина далеко.

— Да всем он мне нравится, но у меня дети! — с оправданным материнским вызовом ответила женщина.

— И что? Съедим мы ваших детей? — спросил мужчина, спросил весело, показывая женщине и всем остальным, что он шутит.

Женщина тут же возмутилась:

— Я ничего такого не говорила, а беру билет, а вас не касается!

И повернулась к кассе, продолжила уточнять подробности:

— Саратовский, значит, сразу после махачкалинского отходит?

— Полчаса разницы.

— Фирменный, наверно? Дорогой?

— Обычный. Цены такие же.

— И купе тоже есть?

— Есть. Везде есть, пустые поезда идут. Раньше перед Новым годом не пробьешься, все в столицу рвались, а сейчас никого. Вот оттуда в Саратов билетов нет практически, понять можно — люди домой возвращаются.

— А в Москву саратовский когда приходит? Позже махачкалинского?

— Даже раньше.

— Как это?

— В пути обгоняет.

Женщина задумалась. Возможно, в слове «обгоняет» ей почудилось что-то опасное.

— А в смысле удобств есть разница? — спросила она. — У меня же дети!

— Никакой разницы.

— Хорошо, оформляйте на саратовский.

Кассирша занялась своим делом. Показалось, что очередь облегченно вздохнула.

За женщиной в чернильном пальто стоял невысокий мужчина довольно необычного вида: в замшевой куртке с белым меховым воротником, с бахромой на нагрудных и боковых карманах, в голубых джинсах, в сапогах ковбойского фасона с острыми носами, окованными металлическими пластинками, а в руке он держал кожаную широкополую шляпу. Осанка, стать, прямые плечи, все в нем было молодое, и глаза казались молодыми — карие, ясные, и коротко постриженные волосы были густыми, темными, почти черными, с редкими искрами седины, но резкие морщины у глаз и борозды на лбу, казавшиеся незаживающими шрамами, выдавали его возраст — за пятьдесят, а то и больше. На голову ниже мощной женщины, он казался ее пожилым сыном. Может, потому, что было в нем что-то неуловимо мальчишеское, даже, пожалуй, пацанское, непоседливое, нетерпеливое.

Он выглядел человеком, впервые или после долгого перерыва попавшим на вокзал, а то и вообще в человеческое общество. С любопытством --">