Павел Охотин Записки президента 2

Все персонажи и события вымышлены, любые совпадения случайны

1

Потолки, вроде, натяжные. Интересно, их моют или нет? Тут всё стерильное, наверное. Бок болит, но терпимо, дышать, правда, трудно. Что они там говорили про шансы? Блин, болит всё-таки. И шевелиться нет никакого желания. И трубки ещё какие-то из меня торчат. Интересно, говорить я с таким дыханием могу? Ой, ё! Вам когда-нибудь рёбра ломали? Ну вот, представьте, что сразу после этого толкнули в бок. Иттить! И это я всего лишь вдохнул чуть глубже. Почему-то представил сейчас ноутбук на груди. Он же ж меня раздавит нафиг. Не. С такими сумасшедшими нагрузками лучше повременить.

Когда, наконец, удалось зафиксировать глаза в положении «открыты», я поинтересовался у пространства: «То есть, мне по-прежнему нельзя ковырять в носу на людях?» Не могу сказать, что произнёс это бодрым голосом, но точно — вслух.

— Твою ж мать! — ответила дремавшая в кресле у изголовья моей кровати Ирина, одетая в светло-зелёный врачебный костюм с маской на лице, — тебе, гаду, вообще всё можно, кроме сейчас разговаривать, хотя кто ж тебе запретит-то. Э-эй! Кто-нибудь! Выборы отменяются, у этой страны всё ещё есть президент!

В палате мгновенно стало людно. Первым, отодвинув медсестру, вбежал заспанный Остапин, сразу за ним ещё человек пять в белых халатах.

— Максим Евгеньевич! — премьер-министр выглядел одновременно довольным и ошарашенным, — как Вам это удалось?!!! Нет! Молчите! Мы потом когда-нибудь об этом узнаем.

— Глинский уже гроб присмотрел, красивый такой. Натуральный полированный дуб, морё-оный… и бронзовые ручки, — добавила любимая женщина, я не помню у неё таких кругов под глазами, — чтоб ты понимал, тебя с полсуток две бригады резали. Человек десять, в общей сложности, а потом сюда привезли. Хорошо, что у тебя врачи знакомые есть, смогли в реанимации отдельную палату организовать. Твоя тушка тут уже пятый день прохлаждается, я хотела попросить температуру воздуха снизить, чтоб ты, гад, лучше сохранился, а теперь опять вот все эти котлеты и борщи. Молчи, сволочь! Про мои лучшие годы потом поговорим.

Вбежал запыхавшийся Егорыч:

— Максим Евгеньевич, чтоб Вы нам всем были здоровы! В стране порядок, о Вашем состоянии пока никому, кроме кому надо, неизвестно. Не напрягайтесь, всё под контролем. Уверен, спустим ситуацию на тормозах. По крайней мере, взгляд у Вас не умирающего. Так что от светлого настоящего нам не отвертеться. Фуххх… Чтоб Вас! Мне убивать президентов приходилось, а похороны организовывать — не моё. Не надо. Не сейчас, по крайней мере, и не Ваши.

— А теперь капельницу с глюкозой и баиньки. Сестра, прошу Вас, — распорядился Остапин, — кормить по-царски рано ещё, Ирина Викторовна, с борщами пока повременим.

— Ой, да какие там борщи! Он же ж теперь у Аслана с руки ест, на шпроты мои даже смотреть не хочет.

Подошла медсестра со шприцом, воткнула его в одну из трубок, и картинка пропала.

Как мне сказали, отсыпался я ещё два дня, после чего меня перевезли в палату с окном и влили в рот первую ложку какой-то жижи. Дышать было трудно, как после резкой стометровки, и ещё эта постоянная испарина на лбу, которую не отходившая от меня Ирина промакивала салфетками, всё время вспоминая мою маму. Родителей, кстати, удалось успокоить, предъявив им живое чадо. Приставленная Глинским к маме новая подружка-компаньонка, по совместительству — доктор медицинских наук, профессор и терапевт высшей категории, оправдывала размер своей персональной пенсии — мои старики выглядели гораздо лучше меня. А после того, как моё Счастье пообещало им внуков ещё в этом столетии, вообще угомонились.

Как только премьер-министр перестал затыкать рот президенту, я сразу сказал ему, что, наверное, как глава державы, должен гордиться тем, что меня спасли именно славские врачи, а не какие-нибудь заграничные.

— Во-первых, могли не довезти, во-вторых, после того, как стало ясно, что всё, что навертели наши предшественники с медреформой, отменено, в страну вернулись несколько настоящих, ещё старой школы, светил, не побоюсь этого слова, отечественной медицины. Кстати, один из них — Гольдман — руководил операцией. Кажется, люди в нас поверили, Максим Евгеньевич.

— Интересно, у Ларисы есть опыт работы с сединой? — ни к кому не обращаясь, осведомилась Ирина, — твоя выходка стоила мне половины причёски, --">