Иван Иванович Исаков - Командиры мужают в боях

Иван Исаков КОМАНДИРЫ МУЖАЮТ В БОЯХ

Литературная запись А. М. Мороз

Я СТАНОВЛЮСЬ ДЕСАНТНИКОМ

вадцать второго июня 1941 года мы, выпускники Орджоникидзевского и Бакинского военных училищ, штурмовали склоны Эльбруса. С лейтенантскими кубиками в петлицах гимнастерок, вооруженные альпенштоками и ледорубами, в ботинках, подбитых шипами-триконями, мы походили на заправских альпинистов. Большинство из нас уже получили назначение в горнострелковые войска.

В разгар занятий вдруг поступил приказ вернуться в лагерь. Сводная рота под командованием старшего лейтенанта Болдарьяна быстро свернулась и направилась в Терскольское ущелье. Далеко окрест разносилось:

Если завтра война,

Если завтра в поход…

Подразделение встретил начальник лагерного сбора генерал Тарасов. Когда мы строевым шагом прошли мимо него, Тарасов наклонился к Болдарьяну и что-то сказал. Тот сразу же подал команду:

— Рота, стой! Напра-во!

Поблагодарив выпускников за хорошее исполнение песни, Болдарьян взволнованно сообщил:

— Товарищи командиры, фашистская Германия напала на нас…

Начался митинг. Генерал Тарасов был немногословен.

— Гитлеровская Германия, — сказал он, — вопреки пакту о ненападении вероломно вторглась в пределы Советского Союза, и наш долг — встать на защиту Родины.

Слушая генерала, я мысленно уже видел себя в Черновицах (ныне Черновцы) в 209-м отдельном горнострелковом полку, куда должен был направиться по окончании училища. И даже представлял, как во главе взвода пойду в атаку.

Занятый собственными мыслями, я не все слышал, что говорили выступавшие товарищи. Но общее настроение уловил: скорее на фронт. Никто из нас не сомневался, что враг будет разбит. И очень скоро.

По окончании митинга кто-то запел:

Вставай, проклятьем заклейменный

Весь мир голодных и рабов!

Запевалу дружно поддержали:

Кипит наш разум возмущенный

И в смертный бой вести готов…

Мы были возбуждены. Все думы, все разговоры вертелись вокруг войны. Некоторые высказывали предположение: вряд ли нам доведется воевать. Пока доедем до фронта — все кончится.

На следующее утро мы пошли в Нальчик, чтобы оттуда по железной дороге отправиться в Майкопские военные лагеря, где стояло наше Орджоникидзевское училище. Погрузились в товарные вагоны. У открытого дверного проема вместе с нами уселся старший лейтенант Болдарьян. Он участвовал в финской войне, был ранен в руку. Мы смотрели на него с почтением. Болдарьян хорошо знал военное дело, был строгим, но справедливым командиром. Курсанты уважали его и в то же время побаивались.

Под монотонный перестук колес выпускники беседовали с Болдарьяном. Каждому хотелось услышать от него практический совет, какое-то напутствие.

В Майкопе нас держали недолго. Меня вместе с несколькими лейтенантами направили в район Киева. Сначала ехали в пассажирском поезде, затем — в товарном, а от Днепропетровска — в пустом санитарном эшелоне, спешившем к фронту.

Где бы ни останавливались, чувствовалось, что все сдвинулось с места. Повсюду военные, на них топорщилась новехонькая форма — мобилизованные. На станциях толпы провожающих.

Чем ближе к Киеву, тем яснее становилось, что фронт где-то совсем рядом. На станции Васильков догорал разбитый бомбами состав, на позициях стояли зенитные пулеметы, вагоны встречных поездов, видимо, с целью маскировки, были утыканы ветками. Через раскрытые двери прибывшего санитарного поезда мы увидели первых раненых красноармейцев и командиров.

Не успели в Киеве сойти на перрон, как противно завыла сирена — сигнал воздушной тревоги, но мы вышли на привокзальную площадь с таким видом, словно для нас это привычное дело.

Кто приказал, по чьей команде — не знаю, но мы разместились в Ботаническом саду. Тут же — тысячи беженцев.

Спустя двое суток нас --">