Сергей А Соболенко - Прививка от невежества

которая учила лишь воровать и как-то выживать. О благодарности ученики даже и не слышали. А как можно было думать о благодарности, если неблагодарность они впитали с молоком матери?

В свои пятнадцать лет Григорий Андреевич хулиганил, как и все трудные подростки. Но случилось то, что должно было случиться: он встретился с офицером из Окинавы. Тут-то и началось удивительное общение подростка-хулигана и мастера старого окинавского каратэ.

Андреевич рассказывал, как холодной зимой в свирепой неравной драке, когда стало ясно, что вряд ли спасешься, его кто-то схватил за шиворот и легко выдернул из-под навалившихся тел. А когда открыл заплывшие, кровавые глаза, то увидел небольшого, худенького, немолодого человека и никого больше. “Узбек”, - подумал Андреич. И думал так целый год, встречаясь с ним по несколько раз в неделю.

Городок был небольшой, и Андреич всегда спешил в назначенное место — и зимой, и летом. За что-то полюбил его японец. Встречи были под открытым небом, в разных местах, в основном на берегу реки. Японец-узбек, наверное, очень сильно рисковал, особенно по тем временам, ведь это было время крепкого "железного занавеса”. Они любили друг друга. Японец отдавал свои сокровенные знания, а мальчик Гриша брал их, и не как-нибудь, а душой. Наверное, потому офицер и отдавал.

О каратэ в те времена не слышал никто. И об острове Окинава, наверное, мало кто знал. А когда закончился для шестнадцатилетнего Гриши год счастья души и тела (ведь душа с телом живут вместе), он узнал, что трепетно ждал не узбека, а настоящего самурая.

Андреич рассказывал: снится ему почти каждую ночь то страшное расставание. Когда он, шестнадцатилетний, нагнул голову и, рыдая, уткнулся лицом в грудь маленькому японцу. А тот, усмехаясь, тихо рассказывал о древнем острове, о гордых самураях и о том, что многое не успел передать дерзкому украинскому пареньку. После этого прощания они больше не виделись никогда. Но даже через тридцать лет Андреич верит, что увидятся.

… В маленькой японской деревушке жила семья. Детей было несколько, но один из них отличался прекрасным даром: мальчик все время резал нэцкэ. Крошечные фигурки, которые в Японии ценились всегда. Их перебрасывали через пояс кимоно как противовес кошелька или просто для красоты. Миниатюрная скульптура и Япония всегда были одним целым. Отец не мог спокойно смотреть на вырезанные сыном фигурки. И однажды, хоть это и было нелегко, он решил отдать своего мальчугана легендарному резчику, который жил очень далеко.

— Ты ведь хочешь резать фигурки? — пытливо спросил отец у сына.

— Я хочу их резать всю жизнь, — с радостью ответил ребенок.

Отец по рассказам знал, что великий резчик славится прескверным характером и буквально мучает своих учеников, заставляя много работать по хозяйству, при этом колотя их бамбуковой палкой и часто делая это без особых причин. И все же отец решился. В одну руку он взял холщовый мешочек с рисовыми лепешками, бросив на них лучшую работу сына, другой рукой обнял свое единственное чадо, и они двинулись в дальний путь.

День был ясный и голубой. Ночь они провели в маленькой уютной пещере, сварили чай и закусили его лепешками. Оба очень волновались, а под вечер следующего дня увидели вдали большой, но простой дом мастера. Он утопал в скалах и зелени. Небольшое озерцо, стоявшее рядом, отражало в себе голубое небо.

— Здравствуйте, мастер, — отец с сыном поклонились.

Резчик сидел на гладком камне и, не глядя на них, что-то сердито строгал.

— Ну, чего пришли? — скрипучим, недовольным голосом спросил он.

Отец засмущался такому приему и, пожав плечами, ответил:

— Да вот, сына своего хочу отдать вам в ученики.

— Ну, и зачем он мне? — снова сварливо проскрипел мастер.

— Вырезает он хорошо, — совсем смутился отец.

— А ну-ка покажи.

Отец порылся в мешке и достал, как ему казалось, самую лучшую работу сына. Это был маленький, вырезанный из корня вишни парящий орел. Отец гордился каждым тщательно вырезанным пером и устремленным вперед взглядом. Мастер одним движением вырвал у него из рук фигурку.

— Долго ковырялся, — усмехнулся он. И вдруг, размахнувшись, зашвырнул ее далеко в камни, а потом внимательно, с усмешкой, посмотрел отцу в глаза: — Ты хочешь, чтобы он учился? — спросил резчик.

Отец, ничего не ответив, с возмущением подошел к толстому сопливому мальчишке, который что-то усердно ковырял ножом. Он вырвал из --">