Эми Паркс - Квантовая теория недопоцелуев

к запертому дому, потому что ее рассеянные родители (математик и психолог) просто забыли, что у них есть дочь. Мои мама с папой ее спасли, и с тех пор мы были неразлучны.

Почти четыре года назад она уговорила меня податься в академию Ньютона, в школу-интернат с дичайшим отбором и уклоном в математику и физику. Здесь мы и учимся: она, я и Лео. Я согласился только потому, что считал, будто у меня нет шансов. В отличие от Эви, которая сдала отборочный экзамен за половину отведенного времени. Наверное, ее выпендреж повысил мои шансы, напугав всех остальных до чертиков, – а я-то ничего другого от нее и не ждал.

Когда, к моему удивлению, мы оба получили письма о зачислении, я пытался отговорить Эви от поступления. Она нарисовала мне прелестную картинку, как мы целыми днями будем кодить и мастерить роботов. Но я не хотел бросать семью в Висконсине ради школы в штате Иллинойс, в которой учатся почти одни мальчики, где придется носить форму и упахиваться в хлам. Я хотел плыть по течению все старшие классы вплоть до неизбежного выпускного. Пускай Эви когда-нибудь получит Филдсовскую премию по математике – за английский ей никогда выше четверки не поставят.

Но Эви распахнула свои большие серые глаза, положила мне ладонь на предплечье и сказала: «Пожалуйста?» Ну и через полгода я уже собирал вещи. Не то чтобы я жалел. В нашей школе я бы и сам мог учить народ кодить, а вот тут наш наставник прямо всерьез работал на «Майкрософт».

– Думаешь, у меня есть шанс? – спрашивает Лео, прерывая поток моих мыслей.

– Возможно, – говорю я, но про себя думаю: «Нет».

Эви не фанатка новых впечатлений. Она ест около двенадцати видов пищи (половина из них бежевого цвета), не любит разговаривать с незнакомцами и в свои семнадцать до сих пор так боится учиться кататься на велике, что дома ездит в библиотеку на скутере. Эта ее привычка и бесит, и умиляет.

Пока Эви не выказывала абсолютно никакого интереса к свиданиям и отбивала охоту у всех, кто предлагал, безжалостно и эффективно.

Типичный разговор на эту тему обычно выглядит примерно так:

Гейб: Не хочешь кино посмотреть?

Эви: Не люблю кино. Как только я понимаю, кто все эти люди, фильм заканчивается.

Гейб: Ну, смысл-то, по сути, не в кино.

Эви: Сейчас я буду делать физику.

Как по мне, это просто уморительно, но жертв ее беззастенчивых отказов это явно не забавляет.

– Почему Эви? – спрашиваю я Лео. Я просто ее защищаю.

Как брат.

Или кузен.

Или сознательный гражданин безо всяких там семейных отношений.

Лео на минуту затихает. Потом говорит:

– Мне нравится, что она думает куда больше, чем говорит, и никогда не уступает профессору Льюису. А как Эви закусывает губу, когда решает задачку! Моя оценка по физике упала на четыре балла, когда я это заметил.

Тут уж я не могу привести никаких разумных возражений. Никаких намеков на то, что Эви – просто сложный уровень в видеоигре, который он хочет разблокировать первым.

– Если тебе правда неинтересно, можешь поговорить с ней обо мне? – спрашивает Лео.

Он не первый, кто просит помочь со взломом кода Эви, но я отказываю своим одноклассникам в техподдержке. Мне нравится смотреть, как они обламываются.

Ведь давайте признаем.

Я по уши влюблен в Эви Бэкхем.

ЭВИ

Вот истории из моего детства.

Георг Кантор, создатель теории множеств, долгое время был заперт в стенах приюта для душевнобольных.

Курт Гёдель сформулировал две из самых известных математических теорем и умер от голода, когда его жена заболела, потому что отказывался есть то, что готовил кто-то, кроме нее.

А Джон Нэш, работавший с теорией игр, потерялся в собственной голове.

Я могла бы перечислять и дальше, но, когда мы с Анитой виделись в последний раз, она сказала, что я должна перестать зацикливаться на злосчастных математиках. И что фиксация на их проблемах – это непродуктивно. Вот бы моей маме кто так сказал.

Сегодня Анита приглашает меня войти прежде, чем я успеваю начать делать домашку. Гостиную в доме начала века превратили в кабинет психотерапевта. Там даже есть кушетка, на которую можно улечься, и застекленные двери, через которые можно выйти, чтобы не встречаться с другими пациентами. Вроде бы такая система должна защищать мою частную жизнь, но у меня это вызывает лишь ощущение, что я должна стыдиться своих визитов.

Единственное утешение – сама Анита. У нее широкая улыбка, буйные кудряшки с проседью, и она больше похожа на тетушку, чем на --">