Роман Воронов - Изначальное

«Крылатый двойник» расхохотался, видимо, уловив мои доводы.

– Ты слишком серьезно относишься к себе и навязанным догмам, – прокаркал он сквозь смех, а успокоившись, продолжил: – Кажется, ты что-то жертвовал. Поищи это.

Я начал вспоминать. Подобных актов в моей жизни было немного, совсем немного.

– Заднюю ногу арабского скакуна, – заорал я в ухо Ангелу, – самому старшему богу.

Она досталась мне при дележе добычи в маленькой горной деревне, отбитой у неприятеля. Мы не были первыми вошедшими в селение, поэтому на вещи, женщин и нормальную еду рассчитывать не приходилось. Мои товарищи случайно наткнулись на убитую лошадь, свалившуюся в овраг, ее мы и поделили меж собой.

– Ты отнес ее на жертвенник потому, что двое из вас отравились мясом убиенного третьего дня животного, оно было с червями и непотребно в еду, – Ангел ухмыльнулся, – это не считается, думай.

Я перебирал в памяти мельчайшие подробности земной жизни, а они, на удивление, были столь точны и многочисленны, что колесо времени вращалось в обратную сторону невероятно медленно.

Тик-так, тик-так, щелк… «Вино, целый кувшин, среднему богу. Это было очень хорошее вино, из царских подвалов Большой военачальник перед всей нашей фалангой вручил мне кувшин…»

– За подвиг, которого ты не совершал, а лишь присвоил себе, взяв лавры погибшего героя, твоего товарища. Это не считается, думай.

Он был прав. Двое солдат бросились закрывать ворота, но тот, кто был чуть впереди, выскочил наружу и бросился на нападавших, давая время второму опустить на створки тяжелый запор. Когда подоспели остальные, я стоял у ворот один.

С жертвоприношениями у меня что-то не получалось, колесо событий скрипя и неторопливо совершало свое вращение, секунда за секундой, но подходящего сюжета не появлялось, хотя стоп, я закричал во весь голос:

– Яблоко маленькому палисандровому богу, что стоял возле моей кроватки. Сколько же мне было тогда – пять, шесть лет? Мама принесла яблоко, спелое, ярко-красное, такое красивое, что даже не хотелось кусать его. Я вертел прекрасный плод в руках, разглядывая его, прижимая нос к благоухающей кожице, касаясь своей щекой его гладких, почки бархатных боков. Мне было так хорошо и радостно обладать этим чудом, что я зажмурился от своего детского счастья, а когда открыл глаза, на меня смотрел палисандровый божок, без укора, без требований, без негодования, просто таращил свои деревянные глазища и, как мне показалось, не на меня, а на мое богатство.

Я подумал тогда, что, возможно, ему одиноко пребывать недвижимым, на одном месте, слышать жизнь за окном, но не видеть ее, встречать и провожать меня, ни разу не заговорившего с ним ни образом, видимым во сне, ни словом молитвы наяву, и ждать, ждать, ждать…

Все, что я мог сделать для него тогда, я сделал – отдал свое бесценное яблоко.

Оно успело сморщиться, иссохнуть, скукожиться и превратиться в бесформенную скульптуру неиспользованного дара, но мы оба не притронулись к нему из уважения друг к другу.

– Это подойдет, – произнес Ангел, – энергия такой жертвы чиста, используй ее.

– Но как? – я не понимал, чего хочет крылатый друг.

– Думай, мысли в этом месте материализуются мгновенно.

«Думай, – пробурчал я про себя, – как высохшее яблоко, больше напоминающее остатки жизнедеятельности молодой ослицы, с торчащим сверху хвостиком, может указать мне Путь, это же не Александрийский Маяк».

Слева от себя, в бело-молочном тумане, я увидел огонек, висевший на тонкой шее, венчавшей пирамидальное строение с обмякшими, неровными гранями. «Маяк, маяк из высохшего яблока», – возликовала моя душа.

– Наконец-то, – скептически, но благосклонно отозвался Ангел.

– Что теперь? – довольный собой, обратился я к спутнику.

– Направление у тебя есть, осталось освободиться от якоря.

«Желание мое отправиться в путь столь сильно, вряд ли что-то удержит меня на месте», – решил я и рванулся на свет маяка… Маяк остался при этом там же.

– Похвальное рвение, – спокойно заметил Ангел, – но мысль, хоть и материальна, но не всесильна, когда ей противостоит другая, более мощная.

– Меня держит какая-то мысль?

Ангел утвердительно кивнул.

– И что же делать? – я снова был в недоумении и разочаровании.

– Избавься от нее, – мой всезнающий двойник был не многословен.

– Каким образом?

– Думай.