Роман Воронов - Изначальное

таково устройство Тамбура, каждый знает о другом все, секретов нет. «Небесная» фаланга, как один, сомкнув полупрозрачные ряды, выстроилась в боевой порядок и с великим вниманием наблюдала за происходящим на поле боя. Ангельское воинство, повторив построение своих подопечных, присоединилось к созерцанию.

– А где Ангел «выжившего»? – вдруг подумал я.

– Его Хранитель сейчас сам Создатель, – прозвучал ответ, напоминавший звук сигнальной трубы.

– Мы можем ему помочь? – прокатилась по фаланге общая мысль.

– В Тамбуре Перехода можно помочь только себе, – подсказали из Ангельского воинства.

Да что же это за место такое, возмутился я, и видимо, не один, потому что ответ пришел мгновенно:

– Тамбур Перехода – сложное пространство, искривленное представлениями о жизни после жизни тех, кто сейчас находится в нем. По сути, это либо лабиринт, сформированный страхом смерти и умозаключениями об Аде, или пустыня, продуваемая ветрами неверия в загробную жизнь. Выбраться и оттуда, и отсюда невероятно сложно, душа не знает, куда направиться в обоих случаях, а Ангел лишен голоса, дабы не нарушать Баланс, призывая к себе.

Полторы тысячи душ вдруг ясно осознали тот Дар, что приносил в эту самую минуту единственный уцелевший в бою, стоя коленопреклоненным в молитве, окруженный неприятелем.

– Вы слышите наши голоса, – продолжал Ангел, – благодаря ему, он просит не за себя и делает это искренне, тем самым приносит жертву чистую и истинную.

– Поможем и мы ему, – «воскликнула» фаланга.

– Его судьбу определил Бог, – глас ангелов слился в единую ноту, – ваша задача – выйти из Тамбура, каждый со своей ношей.

Я поднял глаза на крылатого двойника:

– Я даже не знал его имени.

– Имя его, безвестное ныне, прозвучит в веках, – качнул головой мой собеседник.

– Каково же оно? – умолял я.

– Он будет носить имя Иисус, – улыбнулся Ангел.

Я посмотрел вниз. Тот, кто придет на землю в следующий раз Иисусом, поднялся с колен и широко развел руки в стороны. Один из солдат, окружавших его, сделал шаг вперед и пронзил копьем грудь нашего спасителя.

Тамбур Перехода

Я оказался неверующим. Нет, конечно, в миру я поклонялся богам, знал их имена и повадки, взывал к ним по надобности, поминал без оной, приносил жертвы, скромные, необязывающие и обязательно прилюдно. Все это оказалось пустым, ибо сам я очутился в пустом пространстве, едва услышав голос Ангела: «Теперь пойдем» – и мысленно дав ему согласие. Мое безверие потрясло меня окружающим видом – все белое, и небеса, и земля, не тронутый письменами пергамент духовного опыта.

– Выбирай направление, – уловил я подсказку от пернатого гида.

Я нервно хохотнул и, разведя едва заметными в белой пустоте прозрачными руками, выдавил:

– Любое?

– Любое – синоним безразличия, – дал мне еще одну подсказку Ангел, – пустота не изменится при отсутствии намерения.

– Но я не понимаю, где север, где юг, нужна точка отсчета, – с некоторым возмущением обратился я к своему спутнику.

– Продолжай, – спокойно ответил он.

– Продолжать чего? – недоумевал я.

– Думать, – Ангел легонько коснулся пером крыла моего лба.

Я усердно пялил глаза в белоснежное ничто, ища хоть какое-то присутствие в слепящей бесконечности. Где же пантеон богов, превозносимых жрецами и воспеваемых поэтами, где эти Исполины, метатели громовых стрел, Властители огня и Укротители молний? Должны же Великаны Моего Поклонения оставить хоть какие-то следы, раздумывал я, беспомощно озираясь вокруг.

– Они и оставили, – отозвался Ангел.

– Где? – с надеждой выпалил (или просто подумал) я.

– Их следы под твоими ногами, вот эти лужи белой жидкости, почти незаметные на белом основании.

– Это боги?

– Это твои боги, аморфные оттого, что возложил на их плечи то, за что в ответе был сам, невидимые оттого, что видел их изображения, но не видел за ними суть, и желеобразные, как и вера твоя, вспыхивающая по надобности и затухающая по удобству.

Я возмутился:

– Какие бы ни были, но они есть, их надо найти.

Ангел покачал головой:

– Они так и не определились сами, кстати, с твоей помощью, кто они и какие есть, а хождение по кругу привело к расплескиванию формы и рассеиванию смысла. Все, что осталось от них, – лужи-отпечатки. Можешь попрыгать в них, это не настоящее веселье, но какое-то развлечение.

Плясать на «костях» богов я не собирался, сама мысль показалась мне кощунственной, а прозвучав из уст --">