Алексей Простой - Воскресная служба

Алексей Простой Воскресная служба

Воскресенье, в небольшой церквушки собираются люди, работают руки в крестном знамение перед в ходом в церковь, жалобно скрипит входная дверь. Церквушка приветствует народ теплом и запахом ладана. Как и в большинстве случаев, в основном приходят пожилые люди, то ли от сильной веры, то ли от боязни перед страшным судом. Бабушки в платочках убирают вылезшие непослушные волосы, а старики неторопливо снимают головные уборы, поправляют седоватые усы и сурово озаряются вокруг. Было и немного молодежи. Шустрая бабуля подходила к кадилам, нагревала свечи снизу — чтобы воск растопился и они крепко держались — и поджигала их фетиль. Дверь периодически поскрипывала, кто то поворачивал голову и смотрел на новых пришедших людей. Все были в ожидании начала воскресной службы.

Из кельи вышел батюшка средних лет, с окладистой черной бородой. Он поцеловал икону Божией матери и окрестил всех присутствующих крестным знамением, а его глубокий бас начал воскресную литургию. Все перекрестились, кто три раза, а кто один. Служба шла своим чередом. Старики и бабушки гнули свои спины издавая глухой стон после крестного знамени, а кто то даже вставал на колени и касался лбом пола. Молодежь в основном повторяла за пожилыми людбми, но не с такой страстью или фанатизмом, видать их молодые души еще не были под тяжестью стольких грехов, страха перед смертью или веры.

Большинство пожилых людей и несколько молодых приняли Святое Причастие. Выстраивалась очередь на исповедь. Первой исповедоваться пошла бабуля в зелёном платке, с бадошкой и злым серым лицом. Я стоял справа от всех и мне было видно, как она подошла к батюшки. Ее губы нервно шевелились, рассказывая о своих грехах. После она виновато опустила голову, сверху ей положил руку батюшка. И в этот момент от ее головы пошел черный пар, а ее лицо исказилось в страшной гримасе! Я испуганно потер глаза, но после увидел всю ту же бабулю, в зеленом платочке, с бадошкой, в этот раз на ее лице были слезы. Сославшись на то, что мне всё это показалось, я три раза перекрестился и поцеловал свой крестик на груди. Следующим был старик, со сгорбленной спиной, его лицо было сплошь в морщинах, а на щеке зияла небольшая язва. Он медленно приблизился к батюшки, его губы так зашевелись. После он ещё сильнее сгорбился, белая рука батюшки оказалась на его седой голове и вновь появился черный пар, вновь исказилось в страшной, адской гримасе на этот раз лицо старика! Я еле сдержал свой крик от увиденного, но не отвел свой взор. Когда батюшка убрал руку от головы старика, то я заметил, что его рука покрылась волдырями, словно он опустил ее на раскаленную плиту. Лицо батюшки на миг исказилось, но это едва было заметно. Он повернулся к иконе Божией матери, перекрестился, поцеловал ее и его рука приобрела вновь прежний вид. Я озирался по сторонам. Никто будто этого не замечает. Те, кто не принимал Святое Причастие, подходили к иконам святых, крестились, что то говорили и ставили свечи. Следующим был молодой человек, лет тридцати, он быстрым шагом подошёл к батюшки, его губы быстро и коротко что то произнесли, он чуть опустил голову. Я внимательно наблюдал за всем этим. От головы молодого человека так же пошел черный пар, но его лицо ничуть не изменилось! Я стоял, молился и целовал свой крестик, наблюдая за всем этим. У всех появлялся чёрный пар и почти у всех в страшной гримасе менялось лицо. Оставался последний человек. Он был бедно одет, пожилой, с красивой седой бородой и с полностью седой головой. Он медленно подошёл к батюшке, его глаза тут же наполнились слезами, он сильно согнул спину, видно было как ему тяжело даётся такое движение. Батюшка положил руку на его заиндевевшую голову и ничего не произошло. Не было черного пара, лицо его осталась прежним, видно было как с его глаз падают слёзы. Он так же медленно вернулся на свое место в углу.

Воскресная служба закончилась, зазвенели золотым звоном колокола, все стали расходиться, озаряя себя крестным знамением перед выходом. Я специально не торопился и ждал пока все покинут церковь. Когда дверь скрипнула и не осталось кроме меня из пришедших никого, я подошёл к батюшки. Он поднял на меня чистые голубые глаза и произнес своим глубоким голосом:

— Что тебе, сын мой?

Глубоко вздохнув, я рассказал все, что видел. После моего рассказа, батюшка поцеловал икону Божией матери, перекрестился и сказал.

--">