Виктор Николаевич Ягодинский - Кто сказал, что все исчезает?

Виктор Ягодинский Кто сказал, что все исчезает?

Кто нам сказал, что все исчезает?

Птица, которую ты ранил, кто знает?

Не остается ли полет?

И, может быть, стебли объятий переживают нас; свою почву.

Райнер Мария Рильке

(Письмо к другу. Перевод М. Цветаевой)

В предгорном Крыму, хранящем следы многих цивилизаций и народов, недалеко от Бахчисарая, есть высеченный в скале Успенский монастырь, а за ним пещерный город Чуфут-Кале. Монастырь был построен византийскими иконоборцами в VIII веке, а пещерный град еще раньше — в VI веке для защиты Херсонеса от набегов кочевников. (Долгое время здесь обитало позднесарматское племя — аланы, которые проникли сюда еше в III веке нашей эры). В 1299 году город был захвачен татарским беем Яшлавским. В XIV7 веке татары поселили здесь караимов, город стал называться Кырк-Орк (сорок укреплений). А когда в XVII веке татары покинули город, это место стали называть Чуфут-Кале.

И вот он перед нами: неожиданный мир углубившихся в камень домов и стен с бойницами, глядящими с высоты на блистающую известняком и солнцем дорогу.

— Сейчас я покажу вам кое-что весьма интересное, — сказал наш добровольный гид в поездке по Крыму психиатр В. П. Самохвалов, — может быть, интереснее даже этих древних стен…

Каменистая тропа вывела нас вместе с туристами на одну из городских улиц, хранившую до сих пор следы колес бесчисленных арб. Спускаемся в подземелье. Интерес, пробужденный рассказом экскурсовода, переходит в какое-то благоговение перед этими незамысловатыми и загадочными следами прошлого. В группе воцаряется молчание. Наверное, многие чувствуют то же, испытывают тот же непонятный восторг…

Вдруг тишина прерывается не совсем уместным петушиным криком: кричит вполне солидный на вид, немолодой уже мужчина.

И странно: никого это вроде бы и не удивляет, более того, кто-то подхватывает этот крик, а молодая чета начинает тихонечко потявкивать. Мы невольно присоединяемся к этой вакханалии и с невесть откуда взявшимся озорством тоже начинаем лаять…

Наш гид иронически смотрит на экскурсантов и улыбается.

— Вы знаете, — замечает он, — довольно часто среди посетителей находится человек, который вдруг нечленораздельно кричит в этих пещерах, подражая, например, пению петуха, лаю собаки, мычанию коров или блеянию овец. Нередко, как это было только что среди нас, звукоподражание заражает многих спутников, и подземелье наполняется криками, совершенно не свойственными современным горожанам. А уж если в группе много детей, то приступ животной радости может продолжаться вплоть до посадки в автобус.

Что это? — случайность или влияние какой-то древней силы, проявление неизвестного нам закона?

Разговор наш продолжался на обратном пути и за вечерним чаем. Вот его краткая запись.

Наверное, никто из нас не может просто объяснить, почему мы поддались столь непонятному искушению, сходному с первобытным чувством. А между прочим, здесь нет ничего особенного.

Такое явление сродни обычному эху — кто из нас не кричал в лесу или не пытался услышать отголоски своего «я» в пустой квартире?

А сюсюканье гостей с вашим маленьким сыном? Почему-то солидные люди убеждены, что их исковерканная речь лучше воспринимается ребенком, чем членораздельные и вполне понятные (иногда уже и детям) звуки.

Может быть, это тоже следы седой старины тех первобытных времен, когда простейшие элементы речи неразрывно были связаны с природой, возможно, это невидимый отпечаток, появившийся в нашем сознании еще в начале антропогенеза? Пращуры наши обращались к солнцу и морю с призывами и просьбами, требованиями и мольбами, нередко применяя язык природы: бормотание реки и шелест леса, голоса птиц и зверей. Не оттуда ли традиция звукоподражания природе, ее «оживление» в старинных былинах и песнях?

Многие черты архаического сознания обнаруживаются в искусстве и особенно поэзии. Вот отрывок из Э. Верхарна: Тень как прикосновение щеки Тепла и ласкова. Ветвей печальных слезы Кропят траву сверкающим дождем, На ложе из фиалок тихим сном Забылись ирисы и розы.

Типичное очеловечивание явлений природы в результате сравнения «тень щека», «слезы — дождь», «сон цветов». Антропоморфизм тени, как второго «я» очень характерен для архаического сознания, а потеря тени приравнивается к утрате души (например, --">