ИЗДАТЕЛЬСТВО ЦК ВЛКСМ „МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ". 1964

54 Б72

Когда вскрыли гробницу Тутанхамона, ученые не поверили своим глазам. Оказалось, что снедь, погребенная по древнему обычаю вместе с мумией, почти не тронута тленом. Вероятность такого события с точки зрения математики ничтожна. Тем не менее химия знает немало подобных ситуаций и пытается объяснить их с математической строгостью.

Но представьте, что фараон вдруг воскрес и сам принялся за трапезу. Математик бы бросил карандаш и иронически развел руками. Тем не менее биохимику сплошь да рядом приходится иметь дело с процессами, которые столь же невероятны, как и «воскресение фараона». И опять-таки дотошные химики стремятся всюду, где возможно, использовать математические приемы. Спрашивается: зачем?

Прочитайте эту книгу. Вы узнаете:

как с карандашом в руках делаются химические открытия:

в чем не правы ваши учебники химии;

что происходит в таинственных глубинах «Черной пасти»;

почему погиб капитан Скотт;

как в лабораториях появились призраки;

какие материалы нужны, чтобы изготовить мягкий полупроводниковый приемник, который складывался бы, словно носовой платок;

что вы сами тоже почти полупроводник;

из чего построить дом в триста этажей, и много-много ответов на другие наивные глубокомысленные и каверзные «как», «что» и «почему».

Художник А. Блох

На перекрестке старых дорог

2+1=2. Бывает ли так на самом деле?

Однажды немецкий математик Гаусс вступил в спор с итальянским химиком Авогадро: может ли химия считаться точной наукой?

— Нет, — уверенно настаивал первый.

— Да! — горячо возражал второй.

В подтверждение своих слов Авогадро, подойдя к прибору, сжег 2 литра водорода в 1 литре кислорода. У него получилось ровно 2 литра водяных паров.

— Вот видите! — воскликнул экспансивный итальянец, торжествующе глядя па изумленного немца. — Стоит только химику пожелать, н он сделает так, что 2+1 будет 2. Что на это скажет синьор математик?

История не донесла до нас ответ синьора Гаусса. Убедил ли виртуозного немецкого вычислителя эффектный эксперимент? Или же восторжествовал педантизм строго математического ума, для которого исключение никоим образом не опровергает самого правила?

Что ж, скептицизм Гаусса имел под собой твердую почву. Точные математические закономерности для химии в ту пору действительно были исключительной редкостью. Ну, а сегодня, спустя полтора столетия? Можем ли мы назвать химию точной наукой?

В своих воспоминаниях Поль Лафарг приводит мысль Маркса: наука лишь тогда достигает совершенства, когда ей удается пользоваться математикой.

Можно ли назвать химию достигшей совершенства?

Сэр Уильям Томсон, он же лорд Кельвин, не был математиком, хотя математическая строгость присуща почти всем 659 его работам, первую из которых он написал в возрасте десяти лет. Не был он и химиком, хотя найденные им закономерности легли потом в основу многих химических теорий. Но тем более ценно для нас своей беспристрастностью мнение этого человека — физика, равноудаленного от обеих смежных наук.

Что такое математика? Отвечая как-то на этот вопрос, Томсон, не задумываясь, выписал интеграл Эйлера-Пуассона и сказал:

— Математик — тот, для кого справедливость этого равенства столь же очевидна, как дважды два — четыре.

Подинтегральная функция изображается кривой, вздувающейся посредине, как удав, проглотивший слона. Столь невероятную зоологическую ситуацию можно найти лишь в книге Антуана де Сент-Экзюпери «Маленький принц». Правда, глядя на картинку, нарисованную мальчиком, взрослые видели всего-навсего шляпу. Интересно, что нашей кривой математики тоже присвоили имя головного убора — треуголки. Концы «треуголки», или, если хотите, голова и хвост удава, убегают далеко-далеко в разные стороны от нулевой вертикали — осп ординат. И хотя эта фигура не имеет конца и края, ее площадь равна конечной величине — корню квадратному из числа «пи». Ее-то и подсчитывает написанный Томсоном интеграл.

Эта кривая непросто «треуголка». Ее называют «треуголкой