Сергей Сергеевич Аверинцев - Древний урок человечности

сердцем,

Будет некогда день, и погибнет священная Троя,

С нею погибнет Приам и народ копьеносца Приама.

Из "Песни о Роланде", с которой не раз сопоставляли "Слово о полку Игореве", достоянием веков стала не картина того, как бароны Карла Великого наводят «христианский» порядок в побежденной Сарагосе, а нечто совсем иное — последняя, смертная битва Роланда, вдохновляемая верностью чести, его слезы (перед лицом неминуемого собственного конца) над гибелью боевых товарищей — Оливье и Турпена; пожалуй, также и замыкающий поэму плач Карла, старика, тоскующего о покое и вынужденного велением долга отказаться от него.

Героическая бодрость настоящего эпоса, как небо от земли, далека от бездумной победительности; это — общее положение. Но и на таком фоне "Слово о полку Игореве" остается явлением уникальным. У стихии эпического «плача» словно открывается новая глубина.

Ну, кажется, просто к слову помянуты речка Стугна и утонувший в ней когда-то, почти за столетие до времен Игоря, юный князь Ростислав Всеволодович, и плакавшая тогда по нему мать — все дела давних лет, слезы высохли и косточки сгнили, — а уже выстраивается целый ландшафт сострадания: "Уныша цветы жалобою, и древо стугою к земли преклонило…". Чуть варьируемая, эта формула уже была введена выше — в надгробном плаче по воинам Игоря, полегшим на берегу Каялы. Повтор придает формуле характер рефрена и определяет атмосферу целого, задает особый тон, созвучный мелосу русской народной песни и мягко ниспадающему ритму плавных линий в древнерусской живописи.

Когда мы говорим о теме жалости в "Слове о полку Игореве", невозможно не вспомнить плач Ярославны. Его переложениями, отзвуками, отголосками полна русская поэзия двух последних веков. Его единственная в своем роде популярность имеет, как всякая популярность, теневую сторону. Сколько раз эпическое причитание дочери Ярослава Осмомысла превращали в чувствительный романс! Мы вправе посетовать на бесцеремонность подражателей, насильственно приближавших плач Ярославны к совсем иному вкусу — когда-то салонному и сентиментальному, ныне угловатому и резкому. Можно улыбнуться и тому, что в разных поколениях находились читатели, для которых чуть ли не все «Слово» сводилось к плачу Ярославны. Однако кривое зеркало по-своему тоже отражает реальность.

Во-первых, плачу Ярославны объективно принадлежит особое место внутри художественного целого. Им подготовлено и заранее оправдано бегство Игоря из плена; рассудочные соображения государственной пользы и княжеского права здесь не помогли бы — только слезы Ярославны достаточно чисты, чтобы омыть бесчестие князя.

Очень важно, что любовь предстает не как влюбленность или страсть, не как куртуазное преклонение, но как жалость жены к мужу, во всем подобная жалости матери к сыну. Поэтому плач матери по Ростиславу (кстати, что характерно для русской культуры чувства, удостоившийся специального упоминания в "Повести временных лет", звучит внутри «Слова» как эхо голоса Ярославны. А когда нужно перечислить высшие радости жизни, которым Яр-Тур Всеволод предпочел брань, в самом конце, то есть на самой вершине, помянуты "свычай и обычай" его жены, прекрасной Глебовны.

"Свычай и обычай" — тихое, повседневное, домашнее тепло. Во-вторых, плач Ярославны вправду близок самым разным эпохам русской жизни.

Еще в начале нашего века русская крестьянка, провожавшая мужа в солдатчину, причитала почти теми же словами:

Подавать буду зычный голос свой

Далеко на чужую сторонушку,

В города ли да во украйные,

Во полки ли да во солдатские…

Ты подумай-ко, мила ладуша —

То кукует ведь не кукушечка,

А горюет твоя молода жена…

Воин и женщина — тема общечеловеческая. У истоков европейской гуманистической традиции — несравненный разговор Гектора и Андромахи в VI песне «Илиады». Однако троянская героиня, отговаривая мужа от участия в бою (как и позднее, под конец поэмы, оплакивая его бездыханное тело), собственно, жалеет не его, а себя самое и сына, перечисляя, какие беды ждут вдову и сироту без заступника.

В "Песни о Роланде" есть лаконичная и строгая, но тем более выразительная сцена, когда невеста героя, узнав о его гибели, наотрез отказывается от брака с наследником престола и тут же падает мертвой; самая мысль о жизни без Роланда для нее несносна. В этом много благородства и прямоты --">