Владимир Владимирович - Ноябрьский дождь

щеке. - Ты мне много чего говорил.

   - Я же не виноват, что ты так любишь меня слушать.

   Он протянул к ней руку.

   На заднем сиденье автомобиля не нужно долго тянуться, чтобы достать сидящего рядом. Ее шея была совсем близко, тонкая, изящная. Манящая. И именно по этой шее он провел ладонью, чувствуя, как тает глубоко внутри нее слабенькая корочка отчуждения, вызванного обидой.

   - Не нужно обижаться, - произнес он. - Ты же знаешь, что я не врал.

   - Знаю, - зеленые глаза смотрели грустно. - Но мне все равно тяжело. Особенно с ним.

   - Я понимаю, что ты его не любишь. Но он хороший.

   - Да что в нем хорошего? - в который раз рассердилась она. Даже попыталась отодвинуться, но его рука лишь вновь погладила ее шею. - Он урод.

   - Все мы уроды. Он просто не стесняется.

   - Когда я вижу его, меня передергивает, - и она действительно передернула плечами.

   - Я знаю. Именно из-за того, что все вокруг испытывают страх и отвращение, я его и выбрал. К тому же, он верен. Как никто.

   - А как же я? - он нечаянно ударил в самое больное место. Зеленые глаза почти плакали. - Как же я? Неужели ты думаешь, что это... это чудовище будет тебе вернее, чем я?

   - Ну, ну, - он провел пальцем по ее щеке, заведя его в уголок губ. - Конечно, нет. Он верен мне обожанием собаки. Ты же, я надеюсь, верна мне как любимая.

   - Надеешься, - в ее голосе, так похожем на тягучий сладкий мед, звучала горечь. - Ты не веришь. Ему - веришь.

   - И тебе верю, - он провел пальцем по ее губам, уже начинавшим складываться в по-детски обиженный бантик. - Верю... Верю...

   Тело подалось в ее сторону. Он навис над ней, а она робко, как девчонка, подалась навстречу. Взяв ее рукой за подбородок, он притянул это красивое, прекрасное лицо молодой богини к себе и поцеловал. Как и всегда, в момент соприкосновения их губ она закрыла глаза и обмякла, как будто отдаваясь в его волю.

   Неужели вот так любят?

   Ее ладошки легли ему на плечи, длинные волосы щекотали лицо. Ей тоже было щекотно, она сама говорила, что борода, бывает, колется. Но просила не сбривать. Ей нравилась аккуратная обрамляющая низ лица бородка, словно рамка к портрету.

   Поцелуй длился долго. Он всегда длился долго.

   Неужели вот так и впрямь любят?

   Разочаровывает.

   - Уже почти восемь часов, - атлетического вида мужчина с квадратным, будто высеченным из камня лицом и коротким ежиком пшеничного цвета волос недовольно поморщился, глядя на часы. Откинувшись в кресле, приставленном к длинному столу для конференций, он принялся теребить ворот длинного серого плаща, который отказался снять по приезде. - Сколько можно тянуть?

   Никто не ответил. Смуглолицый мужчина напротив, заросший черной бородой по самые глаза, флегматично щелкнул восточными резными четками, никак не вязавшимися со строгим европейским костюмом. Загорелый молодой человек в кроваво-красном плаще того же фасона, что и у блондина, лишь сменил положение рук на набалдашнике толстой дубовой трости, поставленной меж коленей. Наголо бритый очкарик неопределенного возраста с вытянутым как у коня лицом, поправил дужку за левым ухом и отвернулся.

   Пепельноволосая блондинка, напоминавшая внешностью арийку с агитационных плакатов третьего рейха, в кожаном пиджаке и черной юбке, одна из двух находившихся в конференц-зале женщин, недовольно скривила губы и принялась обрабатывать пилочкой длинные ногти. Сидевший неподалеку от нее лохматый сухой мужчина с бледным лицом, украшенным синими мешками под глазами и тонкими стреловидными усами, нервно заерзал, но тоже промолчал.

   Ответить на недовольный вопрос блондина могла лишь вторая представительница прекрасного пола, восседавшая во главе стола. Высокая, изящная, обладавшая нежно-розоватым оттенком кожи хозяйка вечера сохраняла невозмутимость. Длинные волосы цвета начищенной меди ниспадали на покатые плечи и понемногу терялись на фоне длинного красного платья, больше подходившего для званых вечеров, нежели для мероприятий вроде сегодняшнего. Тонкие аристократические руки возлежали на полированной поверхности стола, олицетворяя собой ее неподвижность.

   К счастью, ожиданию не было суждено затянуться слишком надолго. За дверями послышались шаги, и в зал вошли двое. Первым был тот, кого тайно или явно ждал сегодня каждый из пришедших. Молодой мужчина, лет двадцати пяти, высокий, стройный, темноволосый, чья короткая стрижка --">