Татьяна Андреевна Кононова - Твой путь (СИ)

Пролог

Сверкают росинки под маревом зыбким,

Шаги чуть слышны, сердце ноет, тревога.

И Свет проступает, и крутится ниткой,

И Тьма вьётся под ноги, будто дорога.

Их двое стояло той ночью далёкой,

Серебряной ночью, что лето венчала.

Их путь завершился, кривой да нелёгкий,

Что свёл воедино конец и начало.

В священном кругу, синим светом мерцая,

Застыли фигуры с дрожащей свечою.

И руны сверкали, и Тьма колыхалась,

И зло сторожило, маня за собою.

Да кто бы подумал, что юноша дерзкий

С девчонкою той, сероглазой и тихой,

Осилят, что многим и в снах не явилось,

Найдут, что запрятано было от лиха?

Им выпало много в дороге сомнений,

Предательства, горя, находок и счастья,

И встреч, и разлук, и обид, и прощения,

И солнца, и злого, дурного ненастья.

В её сердце поровну доброго света

И горького холода, ночи дыханья.

А он свою жизнь отдал ей без ответа,

На Звёздный Путь стал, не услышав прощанья.

И руны потухли, свеча оплывала,

Разрушилась магия, звёзды сияли,

Душа её птицей уже улетала,

Догнать и вернуть его сможет едва ли…

Сердечно благодарю Анни Кос за эти строки!!

Карта Прави

____________

— Жива!

— Странно звучит здесь, не находишь?

— Неважно. Поглядите, она дышит, — два крепких пальца прижимаются к обнажённой шее. — Только сердечко уж что-то часто бьётся.

— Прими без защиты такой удар Света, погляжу я, что и как у тебя биться будет, — короткий смешок. — Осмотреть надо. Дайте нож!

Характерный треск разрываемой ткани. Густой, тяжёлый, терпкий запах крови. Мутная серая пелена перед затуманенным взглядом, чьи-то руки исследуют рану на плече. Прикосновения быстрые, осторожные, хорошо знающие это дело. Сдавленный, измученный стон вырывается из груди, собственное дыхание обжигает пересохшие губы. Чья-то сильная рука прижимает к земле, другая ладонь мягко гладит по волосам, убирает с лица выпавшие пряди.

— Тихо, тихо, потерпи, — где-то над самым ухом спокойный, участливый голос. — А́свальд, оторви мне полоску от плаща.

Те же руки слегка приподнимают над землёй, вокруг раненого плеча мягко ложится повязка. Тугой узел затягивается где-то над ключицей. Всё тело, кажется, налилось свинцом и вовсе отказывается повиноваться. Глаза закрываются, сознание снова грозит потянуть куда-то на глубину. Её резко встряхивают. Боль волной прокатывается по всему телу, сотней ледяных игл пронзает раненое плечо.

— Дыши, девочка, — это говорит уже кто-то другой, встревоженный, заикающийся, словом, куда менее спокойный. — Уже почти закончили. Не засыпай, дыши!

— Сюда бы лекаря, — осторожно и несмело предполагает кто-то третий.

— Да где я тебе лекаря найду посреди такого-то леса? Поднимите её, да поосторожней, — приказывает первый, обладатель завидного умения держать себя в руках. — Халльдор, отойди!

Её бережно подхватывают с земли, поднимают в воздух и тут же опускают на что-то твёрдое — седло. Кто-то приобнимает за пояс, подсаживает поудобнее, прижимает к себе. На плечи с тихим шорохом ложится плащ, отороченный мехом, — тут же становится намного теплее.

— Пошла!

Дробный перестук копыт, приглушённые голоса где-то сзади. При каждом шаге подбрасывает и встряхивает в седле, к горлу комком подкатывает тошнота. Отяжелевшая голова безвольно падает, кто-то, кто сидит позади, поддерживает её плечом. На каждой неровности лесной дороги покачивает или подкидывает, и всякий раз новая волна боли задевает даже самые ослабленные струны. Она снова проваливается в беспамятство, и это спасает её от неприятных ощущений.

* * *

Винд не гнал коня: торопиться было некуда, к тому же девчонка на большой скорости могла упасть. Спутники его ехали чуть позади, таким же неспешным шагом, и тихонько переговаривались, так, что слов нельзя было --">