Джон Герберт Варли - Нажмите 'ВВОД'

дошло! Что же Клюг узнал обо мне? Я пробежал глазами страницу, выискивая свою фамилию, и обнаружил ее в самом последнем параграфе.

«… Тридцать лет мистер Апфел расплачивается за ошибку, которую он не совершал. Я, пожалуй, не предложил бы его кандидатом в святые, но ввиду отсутствия за ним явных грехов – а в данной ситуации этого достаточно – я оставляю всю свою законную собственность Виктору Апфелу».

Я взглянул на Осборна: он смотрел на меня внимательно и оценивающе.

– Но мне ничего не нужно!

– Вы полагаете, что это то самое вознаграждение, которое упомянул Клюг?

– Должно быть, – сказал я. – А что еще?

Осборн вздохнул и сел в кресло.

– По крайней мере, он не пытался завещать вам наркотики. Вы по-прежнему утверждаете, что совсем его не знали?

– Вы меня в чем-то подозреваете?

– Мистер Апфел, – сказал он, разводя руками, – я просто задаю вопросы. В делах о самоубийствах никогда нет уверенности на все сто. Может быть, произошло убийство. И если это так, то вы пока единственный известный нам человек, который оказался в выигрыше.

– Но он для меня совсем чужой!

Осборн кивнул, постукивая пальцем по распечатке. Мне захотелось, чтобы она куда-нибудь провалилась.

– Кстати, что это за… ошибка, которую вы не совершали?

Я так и думал, что этот вопрос будет следующим.

– Во время войны в Корее я попал в плен.

Осборн какое-то время обдумывал мой ответ. Я ударил рукой по подлокотнику кресла, вскочил на ноги и поймал на себе взгляд его обманчиво усталых глаз.

– Похоже, прошлое до сих пор сильно вас волнует.

– Это не так легко забывается.

– Хотите что-нибудь рассказать мне о тех временах?

– Дело в том, что все… Нет. Я ничего не хочу говорить. Ни вам, ни кому другому.

– Мне придется задать вам еще кое-какие вопросы относительно смерти Клюга.

– Я буду отвечать только в присутствии адвоката.

«Боже! Теперь еще и адвоката искать…» Осборн снова кивнул, потом поднялся и направился к двери.

– Я уже списал дело на самоубийство, – сказал он, – и единственное, что меня беспокоило, это отсутствие предсмертной записки. Теперь мы ее получили.

Он махнул рукой в сторону дома Клюга, и на лице его появилось сердитое выражение.

– Но этот тип не только написал записку, но и запрограммировал ее в своем чертовом компьютере вместе с целой кучей видеоэффектов. Я, положим, давно уже не удивляюсь, когда люди выделывают всякие сумасшедшие вещи, – достаточно всего повидал. Но услышав, как компьютер играет церковный гимн, я понял, что здесь убийство. Сказать по правде, мистер Апфел, я не думаю, что это сделали вы. В одной только моей распечатке несколько десятков мотивов. Может быть, он шантажировал соседей. Может, именно так он купил себе всю аппаратуру. Опять же, люди, имеющие наркотики в таких количествах, редко умирают своей смертью. Мне предстоит много работы, но я узнаю, кто это сделал.

Он пробормотал что-то о невыезде и ушел.

– Вик… – произнес Хал, и я взглянул на него. – Я насчет распечатки. Я был бы тебе благодарен… Они сказали, что сохранят все в тайне… Ты понимаешь, о чем я?

Только тогда я заметил, что у него глаза, как у таксы.

– Отправляйся домой, Хал, и ни о чем не беспокойся.

Он кивнул головой и двинулся к выходу.

– Не думаю, что все это получит огласку, – сказал он.

На самом деле, конечно, вышло наоборот.

Возможно, это случилось бы и без писем, которые начали приходить через несколько дней после смерти Клюга. Писем со штемпелями Трентона, штат Нью-Джерси, переданных с компьютера, который так и не удалось проследить. О том, что Клюг лишь упомянул в своем завещании, в них говорилось во всех подробностях.

Тогда, однако, я ничего об этом не знал. После того, как ушел Хал, я залез в постель под электроодеяло, но никак не мог согреть ноги. Вставал я, только чтобы сделать сандвич или полежать в горячей ванне.

Несколько раз в дверь стучали репортеры, но я не отзывался. На следующий день я позвонил Мартину Абрамсу, адвокату, в телефонном справочнике он значился первым, и договорился, что он будет представлять мои интересы. Он сказал, что меня, возможно вызовут в полицейский участок. Я ответил, что никуда не поеду, проглотил две капсулы «Дилантина» и завалился в постель.

Раз-другой с улицы доносилось завывание сирены, и еще я расслышал крик: кто-то с кем-то громко спорил. Усилием воли я заставил себя не высовываться. Да, любопытство мучило меня, но вы сами знаете, что случается с --">