Инна Мар - Демоны брельского двора

осознавали, что позволили обвести себя вокруг пальца.

Со временем, впрочем, стало понятно, что Арно загребает жар их руками, да и слава об их похождениях разлетелась по всему городу, потому они отказались от подобной манеры ведения военной кампании.

В свободное от любовных завоеваний время они пили, кутили, играли и устраивали драки в тавернах, игорных и прочих веселых домах, задирали других придворных и вызывали их на поединки, насмехались над королевскими сановниками и именитыми горожанами – в общем, предавались невинным развлечениям. Мирное и беззаботное течение их жизни было грубо прервано после одной неудачной попойки, когда в таверне случился пожар. Огонь перекинулся на другие дома, в результате чего выгорел почти весь квартал. Городские старшины подняли страшный вой, утверждая, что его высочество и его друзья подожгли таверну потехи ради, однако Ги ничего такого не помнил – впрочем, он вообще ничего не помнил, как и остальные. Ущерба было с пятак поросенка – сгоревшие притоны, которые те же старшины каждый год призывали снести, несколько поджарившихся проходимцев и шлюх, да с полдюжины голодранцев, оставшихся без крова. Последним было выплачено несколько тысяч золотых из казны. В общем, что долго рассказывать, дело не стоило выеденного яйца, однако король не на шутку взбеленился и отправил их всех в изгнание по разным провинциям, а самого Арно – вместе с делегацией в Ферштенбретт, что в Северных Землях, свататься к принцессе Фредегонде.

Молодой человек допил вино и с сожалением поднялся из-за стола. Дождь уже не лил, а лишь противно брызгал в лицо, однако черные свинцовые тучи по-прежнему угрожающе нависали над лесной дорогой. Почему-то он вспомнил безумную кликушу, которая едва не бросилась поперек дороги, когда он выезжал из Ажена. «Трианский дьявол вышел на охоту за грешными душами!», кричала она. Ему стало не по себе, однако он прогнал наваждение и пришпорил коня.

Дорога запетляла меж густыми зарослями кустарников, пошли откосы и овраги. За кустами сплошной стеной стоял лес. Оглядевшись по сторонам, Ги пришел к неутешительному выводу, что местность эта будто была создана для засад и разбойных нападений.

Словно в подтверждение его тревожных мыслей за спиной его послышался стук копыт – все более нарастающе частый и громкий. Обернувшись, он различил вдалеке две тени, смутно напоминающие игроков в кости с постоялого двора. Звучно помянув демонью матерь и адову дщерь, Ги в очередной раз пришпорил коня. Тени, однако же, не отставали, более того, с каждым мгновеньем, они становились все ближе. Он едва успел удивиться, откуда проходимцы взяли превосходных лошадей, как вдруг прямо перед собой обнаружил еще троих всадников, которые вынырнули из чащи и теперь скакали ему навстречу с явно недружественными намерениями. О том, что намерения были недружественными, и даже не просто недружественными, а очевидно враждебными, свидетельствовали арбалеты в их руках. В воздухе раздался угрожающий свист. Ги дернул за поводья, поднимая коня на дыбы, но было поздно: в грудь его словно ударил снаряд, легкие наполнились обжигающей болью, и через мгновенье он уже лежал на земле, таращась помутневшими глазами на проплывающие свинцовые тучи и захлебываясь кровью.

Один из всадников спешился и медленно подошел к нему, снова направляя на него арбалет. Раненый взглянул в его лицо и так изумился, что даже забыл про боль.

– Вы? – просипел он, выбулькивая очередную порцию крови.

– Я, – подтвердил всадник, спуская курок.

1

Солнце заливало залы дворца Торена слепящим прозрачным светом. Амато Мальвораль, младший отпрыск благородной, но обедневшей анконской семьи, пробирался сквозь толпы придворных и слуг по парадной лестнице, коих по случаю приема набилось немыслимое количество. Периодически он останавливался, чтобы поздороваться со знакомыми и обменяться новостями. Преодолев малый коридор, он, наконец, добрался до Зала Славы, и завертел головой, пытаясь найти местечко поудобнее. Это было не так-то просто сделать, придворные стояли у стен в несколько рядов так же плотно, как горожане на центральной площади в утро публичной казни или ярмарки. Наконец, он приткнулся возле одной из колонн, и, убедившись, что обзор достаточно хорош, достал свою записную книжку.

Амато был хронистом при королевском брельском дворе. По правде сказать, он с большим удовольствием назвал бы себя драматургом или --">