Журнал (фэнзин) «Притяжение» - фэнзин "Притяжение" 2017 №10(45)

матушке, и завыл волком, призывая из черноты мертвого леса волчью, Божью и иную мать, еть ее не встать, после сплюнул через плечо, как географ Дьяченко, судьба глупостью и упорством загнала того в леса подыхать, спасаясь от кавалерийского намета красных.

Тихон выл. Душа Виленского лезла сквозь кулак, растопыривая пальцы, а самоед не давал, стискивал крепче.

Небо наконец откликнулось, рассеклось сотней длинных порезов, и в землю с него полетели кресты.

Православные, литые и тесаные, чугунные с кладбищ, бетонные — из неведомого дикого времени, простые и ажурные.

Тихон раскинул руки и приготовился принять в себя острие.

Душа его пела. Он уже позабыл, как мечтал о доме, теплом запахе жены, перетертой с молоком землянике.

Острый крест вошел в могилу у самых ног самоеда. Он не знал, что в трех верстах к северу сцепились мертвой хваткой красные и отступавший от них отряд. Секло крестами беспощадно, отрубало глупости и надежду.

Тихон стоял. Из могилы, хрипя, полз корнет Виленский.

Дома ждала его мать.

olga_doroff 2ж Встречи на улице Расстанной

Улица Расстанная ведёт к кладбищу.

Просто так по ней не ходят. Либо провожают в последний путь, либо навещают близких.

Я часто думаю, что за слово такое — расстанная? Откуда взялось? Мне слышится в нём «расставание», «странная», «остання» — «последняя» по-украински. И остановка. Место, где замирает время.

Здесь многое бывает иначе. Привычные законы не работают, логика отказывает, ум не верит, знает только сердце. Утро смыкается с ночью, травы плачут, звёзды срываются в небо.

И много странного бывает. Однажды шла девочка на пруд и решила пробежать по Расстанной, чтоб быстрее. Не терпелось ей к подружкам. У кладбища видит: бабушка её покойная сидит на своей могиле и зовёт: зайди, зайди, внученька. Она подошла, а бабка ей: садись. И хлопает по холмику: мол, со мной рядом. Девочка испугалась бабушку стеснить и села на скамеечку: я туточки. Как ты, бабулечка, хорошо ли тебе там, не скучаешь ли? А та обернулась чёрной ведьмой, захохотала, руки потянула, да не достала и ушла мороком под землю.

А раз две подруги добирались в санаторий и решили срезать мимо кладбища, а дальше через лесок. Одна говорит: вроде нельзя по этой улице ходить, грех это. А вторая, городская: что за бредни? И пошли. Электричка была в обед, а на Расстанной хмурь, облака низко, и вроде уже солнце садится. Они быстрей. Вдруг впереди шум, гам; они пригляделись, а то цыгане. Что за цыгане, какие? Отродясь в наших краях не было.

Испугались девчонки, решили на кладбище шмыгнуть, переждать весёлую компанию. Тут уж совсем стемнело. Они — за ограду; шаг, другой, ищут место, где притаиться. А на могилах огоньки зажигаются, как махонькие свечки. Девчонки остолбенели, друг к другу жмутся. А кто-то идёт к ним и зовёт: кто здесь, кто? Я не вижу! Жалобно так, а у них сердце в пятки. Как прыснули оттуда. Решили, уж лучше цыгане. Выбежали на дорогу — никого. Бросились в деревню. Тут тучи разошлись, опять день, солнце. Пошли в обход в свой санаторий.

Ещё помню встречу. Москвичка отдыхала и шаги нагуливала, был у неё в часах специальный счётчик. Вот зашла на Расстанную. Дошла до конца улицы, а там женщина бумаги на дороге собирает. Просит её: уронила, помогите. Москвичка наклонилась, а это фотографии. И на них она маленькая и мать её молодая. Она дальше собирает: вся жизнь её здесь, на дороге. Школа, свадьба, дети. Опять мать, пожилая. Поссорились они крепко, долго не виделись, только «как дела?» по телефону. Вдруг видит: квартира матери, стул опрокинут, а на полу — мелом силуэт. И завтрашняя дата. Она как закричит; карточки бросила и глаза руками закрыла. Открывает — нет ничего, ни женщины, ни фотографий. Она как была, в том и побежала. На станцию, на электричку. Не знаю, может, успела.

Может, это байки, но гулять здесь не стоит. Не спешите сюда, пока не готовы. Пока не кончилось ваше время.

Поэтому я часто выхожу и стою на улице Расстанной. Как страж, берегу вас от опасного шага. И ничего, что вместо рук и лица у меня белые кости. Ничего, что прах вместо сердца.

Всё равно оно доброе.