Маргарет Роджерсон - Неопалимая

Маргарет Роджерсон Неопалимая

Margaret Rogerson

VESPERTINE

Vespertine Copyright © 2021 by Margaret Rogerson

Jacket illustration © 2021 by Charlie Bowater

All rights reserved

© Л. Войтикова, перевод на русский язык, 2021

© ООО «Издательство АСТ», 2022

* * *

Всем, кто предпочитает сидеть в углу, поглаживая собаку, а не разговаривать с людьми на вечеринке: эта книга для вас.

Глава один

Если бы я не пришла на монастырское кладбище, чтобы побыть в одиночестве, то не заметила бы серебряного блеска кадильницы, валяющейся у основания надгробия. Каждая послушница и сестра носили их с собой на цепочке, чтобы защититься от Мертвых. Эта кадильница была знакома мне по форме и черному потускневшему узору – она принадлежала Софии, одной из самых молодых послушниц, которую привезли в монастырь лишь прошлой зимой. Когда я наклонилась и коснулась ее, металл был еще теплым. Чтобы удостовериться, мне пришлось прижать к кадилу запястье, так как мои покрытые шрамами руки плохо распознавали температуру.

Я сразу поняла, что София не выронила ее, лазая по деревьям или играя среди надгробий. Она не стала бы жечь ладан, если бы что-то не напугало ее всерьез; даже дети знали, что это благовоние слишком ценно, чтобы тратить его впустую.

Я выпрямилась и посмотрела в сторону часовни. Пронизывающий ветер хлестал по лицу выбившимися прядями косы, высекая слезы из глаз. Мне понадобилось лишнее мгновение, чтобы определить местонахождение воронов, ютившихся под карнизом и прижавшихся к мшистому серому камню. Все они были черного цвета, кроме одного – тот сидел отдельно от остальных, нервно расправляя свои белоснежные перья, которые то и дело топорщились от ветра.

– Беда, – позвала я.

Нащупала в кармане корку хлеба. Ворон спустился с крыши с порывом ветра, как только я протянула ее, и приземлился на руку, а его когти вцепились в рукав. Расправившись с хлебом, птица взглянула на меня, ожидая добавки.

Он не должен был выжить. У него уже не доставало нескольких перьев, жестоко выщипанных другими птицами. Когда ворон впервые прилетел в монастырь, они превратили его в кровавый ворох пуха, бросив в крытой галерее, и тот едва не умер. Я забрала его в свою келью и каждые несколько часов кормила и поила с рук, потому что сам есть и пить он не мог. Но я стала старшей послушницей, и навалилось слишком много обязанностей – не могла присматривать за ним постоянно. Как только ворон выздоровел, я поручила его Софии. Теперь, куда бы та ни пошла, Беда следовал за ней. Даже внутрь, куда послушница брала его, скрывая в своих одеждах и неимоверно расстраивая этим сестер.

– Я ищу Софию, – сказала я ему. – Думаю, она в опасности.

Ворон распушил перья на шее и издал серию глухих щелчков и рокочущих звуков, словно обдумывая мои слова. Затем, подражая голосу маленькой девочки, произнес:

– Хорошая птичка. Красивая птичка. Крошки!

– Правильно. Можешь отвести меня к ней?

Он посмотрел на меня ясным и внимательным взглядом. Вороны были умными животными, священными для Серой Госпожи, и благодаря Софии Беда различал человеческую речь лучше, чем остальные. Наконец, похоже, поняв, что от него требуется, ворон расправил крылья и перелетел на насыпь, что подпирала заднюю стену часовни. Он спрыгнул на одну из плит и заглянул в темное пространство под ней.

Дыра. Должно быть, вчерашняя буря размыла фундамент часовни, обнажив старый проход в крипту. Птица оглянулась на меня.

– Мертвый, – прохрипел ворон.

Кровь в моих венах похолодела. София не учила его этому слову.

– Мертвый, – настаивал Беда, распушив перья.

Другие вороны зашевелились, но не стали поднимать тревогу.

Должно быть, он ошибся. Благословение освящало каждый камень монастырских стен. Наши ворота были выкованы святыми сестрами в Шантлере. И все же…

Проход зиял под бахромой свисающих корней. Я приблизилась без раздумий. Знала, что нужно делать – бежать назад и предупредить матушку Кэтрин. Но София слишком молода, чтобы носить кинжал, а кадильницу она потеряла. Времени не было.

Отцепив кадильницу от пояса и стиснув зубы, я заставила свои неуклюжие пальцы открыть крошечную дверцу и принялась возиться с кремнем и ладаном. На левой руке, там, где блестящая красная плоть, опутывавшая мою ладонь, усохла со временем и превратила пальцы в когти, шрамы были хуже всего. Я могла сжимать пальцы в неплотный кулак, но не могла разжать до конца. Разжигая огонь, я подумала о сестре Люсинде, --">