Лора Шепперсон - Поражение Федры

пел не для женщин. За его песни платят не они.

По дороге он расскажет встреченным собратьям о предпочтениях афинян, если те, в свою очередь, не погнушаются разделить с ним свою пищу и новости. Пока же он задержится ненадолго в Афинах. Судебное разбирательство только начинается, и, хотя дворец в Афинах – та еще дыра, поглазеть на него едут многие издалека и отовсюду, принося с собой сладкий аромат денег, манящий тех, кто живет своим умом и талантом.

Когда в свете заходящего солнца недавно построенный храм на холме возвысился и засиял как маяк, певец завершил свою историю. Он обвел взглядом слушателей, едва стоявших на ногах в обнимку друг с другом и грозивших кулаками критской принцессе. Отлично поработал. Теперь никто не вышвырнет его со двора.

Певец поднялся и неспешно направился в кухню за заслуженным ужином и, возможно, служаночкой, которая его скрасит.

Акт I. Крит

Афинские мужчины едва слышно перешептываются друг с другом, привычные шумные крики стихли: священная церемония требует тишины. Из зала, предназначенного для трапез, убраны столы. Длинные лавки заняты теми, кто называет себя присяжными. После завтрака почти не оставалось времени до судебного разбирательства, и расторопные служанки не успели толком убраться. На пролитом мясном бульоне сидит мужчина. Его одежды провоняют, но пока он ничего не замечает. Ну а заметит – и что ж? Для этого тоже найдутся служанки.

Кто-то из собравшихся вспоминает, что вчера вечером ответчик весело набирался вместе со всеми, развалившись на лавке, будто ему все нипочем. Да и чего ему бояться на суде мужчин? Что значит ЕЕ слово против ЕГО? Какой мужчина не видел зла, что приносит ревнивая женщина?

А она притом не обычная женщина, нет. Дочь царя, сестра чудовища, принцесса Крита. Ну кто не слышал про критских женщин?

Доносятся шаги. Мужчины на лавках выпрямляются, взволнованно подталкивают локтями соседей. Головы выжидательно разворачиваются к двери. Она идет.

Начинается…

Федра

Мне было восемь, когда я впервые услышала, что думают о маме, хотя услышанного и не поняла. Я шла за мамой и Ариадной по улице. В свои одиннадцать или двенадцать лет сестра уже сравнялась ростом с большинством взрослых женщин. Я семенила вслед за ней и мамой, не сводя взгляда с их одинаково плавных походок и струящихся до бедер каштановых волос. Я мечтала поскорее стать такой же гибкой и изящной, как они.

Сейчас не припомню, куда мы тогда шли. Помню только, что отца рядом не было и нас окружала охрана – мужчины с длинными копьями, на улице не смевшие даже взглянуть на меня. В стенах дворца они часто улыбались мне, тайком от мамы предлагали сладости и рассказывали об оставленных дома дочках. С Ариадной они так никогда не общались, хотя она была красивее меня.

Сестра сердито взглянула на меня через плечо:

– Не отставай, Федра.

Мама остановилась и повернулась ко мне. Удивительно, насколько они с Ариадной были схожи: сверкающими на солнце карими глазами, сияющей загорелой кожей. Будто Ариадна и не дочь своей матери, а она сама, только юная. Наверное, именно тогда я впервые осознала, что никакие годы не превратят меня, бледную, маленькую и пухленькую, в красавицу, подобную маме и сестре.

– Федра, ты идешь слишком медленно. Может, одному из охранников отнести тебя во дворец?

Уверена, мама предложила это из беспокойства, однако даже сейчас я помню вспышку унижения, пронзившую меня при мысли о том, что меня внесут в ворота дворца, как мешок с зерном. Ариадна усмехнулась.

– Нет, мама, – решительно мотнула я головой.

– Тогда, пожалуйста, не отставай.

Она отвернулась и возобновила шаг. Наша небольшая заминка привлекла внимание крестьян, трудившихся в поле. Они уставились на нас разинув рты. Я не боялась. Что крестьяне могут нам сделать? Нас охраняло ни много ни мало восемь вооруженных солдат, и каждый из них держал ладонь на рукояти меча или древке копья. Мы члены царской семьи. Никто не смеет нас тронуть.

А потом один из крестьян что-то крикнул. Непонятное мне слово, ни разу не слышанное ранее. Мама оступилась и сбилась с шага. Я --">