Харитон Байконурович Мамбурин - Плащ и галстук

— А? — заинтересовалась «чистая» моим состоянием и слегка неадекватным взглядом. Проследив за ним, она затем снова обернулась ко мне и помахала лапкой эдак пренебрежительно, сопроводив это еще одним звуком, — Ааа…

Мол, мелочи. Ничего такого. Не обращай внимания на голого мужика в резервуаре, он тут просто так, для антуражу. Юлька тоже сидит на своем канделябре, глазками хлопает, типа чего это ты, добрый молодец, с утра не весел, чего челюсть-то отвесил?

Едрит вашу мать!

— Ой, да ладно! — закатила глаза мелкая брюнетка, не выдержав моего молчаливого, но настойчивого охреневания, — Что ты так смотришь? Это Вольфганг.

— Слыыыыышь…, — утробно проворчал я, проглотив квадратный глоток кофе, давно остывшего прямо во рту.

— Вот ведь какой, — самым, что ни на есть женским жестом воткнула руки в боки несносная девчонка, — Вольфганг это! Вольфганг Беккер! Тот самый эмпат, что об тебя угробился пару месяцев назад!

Обосраться и не жить. Ладно, окей, чего уж там…

— Какого лешего он у тебя маринуется?! — взорвался я, борясь с давно уже выработавшимся настойчивым желанием выпороть эту засранку.

— Надо! — показала та розовый язычок.

— С иностранцами сама трахаться дальше будешь, — пригрозил я единственной санкцией, что была в моем распоряжении. Угроза была ни разу не шуточной. Сидящие у нас под боком беженцы, коих стало больше аж на три штуки, были чемоданом без ручки. Бросать некуда и жалко, персонала на них нет, доверия к этой молодежи — ноль. Плюс они еще отдельным ярмом на шейке этой стервозы болтались, ибо обе наши китайские госпожи от сомнительного удовольствия возни с беженцами отбрыкнулись своими многочисленными обязанностями. А так как наша Вероника хоть и редкостная многостаночница, но прямо уж распластаться между мной, призраками и «гостями» не может, поэтому вынуждена просить моей помощи.

Сложные у нас взаимоотношения. Ну… она же готовит. Вы бы попробовали её чебуреки! А ведь я не первую жизнь живу. Внешность и душа — это, конечно, важно, но солянка, плов, драники, плацинды, чебуреки, беляши, бак-беляши… Да я на этой жратве наконец-то набрал мясо, которого всегда так не хватало! И рост благодаря растяжкам «бойцовского клуба» уже не позорные метр восемьдесят, а нормальные один-девяносто-один! Да и вкусно…кто в сиротском доме не рос, тот цену вкусной еды не знает!

В общем, сложные у нас взаимоотношения. Зато без сношения!

— Ой, всё, — страдальчески хрюкнула наша дива неосапопсихологии, мученически вздымая глаза к потолку, — Ну превратился этот придурок в овощ, то что — выкидывать его что ли? Вот, проверяю теорию, что будет, если ты сверхсильного эмпата будешь день за днем облучать своей мозговой пустотой, Витя! Только и всего!

Добро пожаловать в мою жизнь, уважаемая, но совершенно несуществующая публика!

…вот что мне ей сказать? «Нет, мы не можем его оставить! Сделай так, чтобы через час я его не видел!».

Брр… ладно, поживем с мёртвым немцем. Ах нет, с телом в коме, которого я облучаю с помощью своей экспатии, ровно также, как и призраков, живущих этажом выше. Там еще и Сидорова живет. Которая меня боится. Пойти, что ли, трахнуть её? Сиськи, конечно, ужасные, но почему бы не попробовать закрыть сразу парочку гештальтов? Устроим друг другу терапию. А если она при виде меня сознание потеряет, ну… тогда терапия будет только у меня.

Тем временем Кладышева, ни грамма не стесняясь, залезла на стол с ногами, прошагала по нему на четырех костях до меня, демонстрируя в декольте свежие черные трусы взрослого покроя (и всё остальное), а затем утешительно похлопала по плечу. Мол, ты крепись, большой пись. То ли еще будет.

Тоже любит стрелять по гештальтам дуплетом, уважаю.

— Шипоголовый! — внезапно зарычал интерком у двери, — Выходите все во двор! Оденьтесь! Иностранцев провожаем!

— Чего? — недоуменно переглянулись мы с Кладышевой.

— Забирают их, — ворчливо отозвался динамик голосом бабы Цао, — Внезапно. Поэтому оденьтесь. Нормально оденьтесь! Там целый двор… забирающих!

Убиться об забор.

— И кому понадобились наши беженцы? — риторически вопросил я воздух, отставляя недопитую кружку кофе.

— Второй район, — ответил мне слегка насыщенный псевдоматерией светящийся воздух, --">