Коллектив авторов , Аня Тэ , Ярослав Хотеев - Слон меча и магии

Слон меча и магии

Рыбки и революция Борис Крамар

Такая общая власть, которая была бы способна защищать людей от вторжения чужеземцев и от несправедливостей, причиняемых друг другу, и, таким образом, доставить им ту безопасность, при которой они могли бы кормиться от трудов рук своих и от плодов земли и жить в довольстве, может быть воздвигнута только одним путём, а именно путём сосредоточения всей власти и силы в одном человеке или в собрании людей, которое большинством голосов могло бы свести все воли граждан в единую волю.

Томас Гоббс. Левиафан

За окном Цистерны лежит бескрайнее звёздное небо. Мириады огоньков.

Лисситы мне рассказывали, что звёзды – это глаза наблюдающих за нами богов. Люди все самые страшные и стыдные дела стараются делать в темноте, но от наших создателей и покровителей нам не спрятаться. Падающие звёзды – боги, которым в происходящее хочется вмешаться. Звёзды затухающие – боги, которым представление надоедает.

С Цистерной всё наоборот. Глаза привыкают, иллюзия рассеивается, и ты понимаешь, что на самом деле внутри не просто мерцающие огоньки. Это рыбки. Сотни тысяч аллерских радужных аретт. У каждой на плавнике – по блестящей латунной кнопке. Кажется, эти насильно приколотые украшения их совсем не беспокоят. Ирма считает, что боль в плавниках они не чувствуют.

Это мы – их боги. По словам Ирмы, они не способны осознать наше присутствие.

Ирма Рётэс, создательница Левиафана, сейчас стоит позади меня. На стене перед ней – резная доска. Доску изготовила я; я назвала её Скрижалью, но вместо букв на ней сложные узоры. Сейчас пальцы Ирмы резво бегают по этим узорам, вбивают в них композицию.

Композиции ей пишет мой брат, Годдри. Он стоит рядом со мной. Мы пялимся в окошко. Рыбки неспешно плавают туда-сюда. Косяк кажется мне раздробленным на множество разрозненных стаек. В Цистерне они чувствуют себя в безопасности. Там никто и никогда не рыбачит. Там нет хищников.

Кроме тех, что создаёт Рётэс.

Я бросаю взгляд на Годдри. Он не отрывает глаз от рыб; они его пленили, он ими зачарован. Мне приходится осторожно потрепать его за плечо. В тусклом свете масляных ламп я вижу на его впалых щеках блестящие дорожки слёз. Сердце сжимается. Он плачет часто, по поводу и без, такой уж он, хрупкий, и с годами мне на его слёзы смотреть легче не становится.

– Ты готов?

Он кивает в ответ, потом делает шаг назад, ещё один, разворачивается и быстро взбегает вверх по лестнице. Проводив его взглядом, я подхожу к Рётэс. У неё на лбу блестят капельки пота. Она одной рукой водит по медным линиям, второй – достаёт шарик рилума и закидывает его в рот. Её зрачки расширяются. Я облизываюсь: тоже хочется.

На столе перед ней лежат шесть листов бумаги; они исписаны убористым почерком лорда Адафи, начальника дворцовой стражи. Описаниям сопутствуют схемы: обведённые кругами имена, сплетённые волнистыми стрелками в сложную сеть. Рядом с некоторыми стоят восклицательные знаки. Поверх доклада Адафи Рётэс развернула свиток, на котором Годдри начертал композицию. Вертикальные линии, простенькие символы, акценты, апострофы. Рётэс и Годдри выдумали целый язык. Мне он не понятен, но он предназначен не для меня.

Медь под пальцами Рётэс начинает светиться. Теперь мир в окошке Цистерны вновь походит на звёздное небо, потому что кнопки в плавниках аретт тоже светятся и с лёгкостью затмевают блеск рыбьей чешуи. Дух захватывает. Но движение бесчисленных огней пока остаётся случайным. Рётэс ещё не закончила.

Я оставляю её одну и поднимаюсь вслед за Годдри на второй этаж. Он, перегнувшись через перила, смотрит в Цистерну. Отсюда вид открывается на другое окно – оно сделано в верхней части резервуара, и оно гораздо больше иллюминатора внизу. Сквозь это окно Годдри видна львиная доля косяка.

Мне на ум приходят другие сравнения. Рой светляков, вспугнутый проезжающим через поле ночью всадником. Золотая пыль в просеиваемом старателем песке. Блёстки в туши, которой лисситские женщины красят себе щёки.

А кнопки в плавниках светятся всё ярче. Годдри отходит вдруг от перил, встаёт рядом со своей огромной деревянной доской и берёт в руки кусок угля. Затаив дыхание, я продолжаю наблюдать. Мы так долго к этому шли…

* * *

Никогда раньше не видела зал для аудиенций настолько полным. За столом нет ни одного свободного кресла, придворные расположились двумя --">