Алла Анатольевна Гореликова - Меч войны, или Осужденные

хотелось.

Мариана сморщила нос:

– Кажется, меня ждет еще одно деяние из тех, что не прославят никого из доблестных сэров. Что за невезение!

– Если тебя это утешит, – хмыкнул рыцарь, – приходилось и доблестным сэрам изворачиваться, избегая внимания ханджарских моряков. В империи на этот счет не слишком разборчивы.

Мариана залилась краской.

– Дам тебе совет, Мариана: ханджары боятся гнева Господнего. На земле на этом не сыграешь: там, согрешив, можно тут же купить прощение. Отстоять службу, к исповеди сходить, на храм пожертвовать… Но в море, – Барти покачал головой, – сама понимаешь, до берега далеко, а святости корабельного капеллана может и не хватить против бури. А ты путешествуешь именем и во благо Церкви.

– Так ты нарочно это сказал? – У Марианы отлегло от сердца: как ни крути, а прикрыться именем Церкви куда проще, чем отбиваться от ненужных знаков внимания.

– Хуже всяко бы не было, – повел плечами рыцарь.

Сьер Кариссиен принял гостей так роскошно, что Мариана убедилась: по имперским меркам их каюта и впрямь скромна до убогости. В капитанскую трапезную вместилось бы с десяток отведенных пассажирам каморок. Сквозь оба окна – одно на палубу и другое на море за кормой – виделось все так ясно и правильно, будто не стекло в переплет вставлено, а пластины чистейшей воды хрусталя; солнечный свет потоком лился на белоснежную скатерть, вспыхивал огнем на золотых кубках и тонул в бутылях с вином. В рыжем с черным крапом ковре, сшитом из меха неведомого Мариане зверя, ноги тонули по щиколотку, а низенький диванчик под дальним от входа окном манил яично-желтым шелком подушек. Даже обшитые темным дубом стены при таком убранстве совсем не выглядели мрачно.

Капитан заметил восхищение гостьи, довольно пригладил усы. Шагнул навстречу:

– Умоляю прекрасную госпожу не стесняться!

Мариана лихорадочно перебирала возможные ответы, когда часть стены отъехала в сторону, и в проем шагнул молодой человек, почти юноша. Для северянина все ханджары почти на одно лицо, но все же в юноше угадывалось близкое родство с капитаном; казалось, они отлиты в одной форме, лишь с разницей в десяток лет. Сьер Кариссиен заметил метнувшийся в сторону взгляд гостьи, обернулся:

– Ты опоздал, Эньен, это неучтиво. Проси прощения у нашей гостьи. Прекрасная госпожа Мариана, я счастлив представить вам своего племянника. Он еще молод, но, смею утверждать, у меня не было первого помощника лучше. Весьма многообещающий офицер, немногие к семнадцати годам добивались столь значительного положения. Хотя у нас в семье все такие. Господом клянусь, недалек день, когда сьер Эньен из Ич-Карисси сам станет капитаном.

– Любезный дядя мне льстит. – Эньен стремительно подошел к гостье, протянул руку. – Разрешите проводить вас к столу, о прекраснейшая.

Обескураженная галантным натиском, Мариана молча подчинилась; юноша выдвинул мягкий стул с гнутой спинкой, подождал, пока девушка усядется, и опустился по левую руку от нее. Капитан усмехнулся:

– Юности недостает манер, зато с избытком напора. Проходите же, мой добрый сьер. Садитесь со мною рядом: оставим молодость молодости. Вина? Вот «Бешеный лев» семилетней выдержки, вот настоящая «Кровь Диарталы», вряд ли вы пробовали, в Таргалу ее продают только королевскому управителю, а это – «Полуденное солнце».

– Конечно, – ворковал между тем Эньен, – в должности первого помощника на «Крыле ветра» я еще многому должен научиться. Но со временем…

– Налейте диартальского, – попросил рыцарь. – Я слыхал о нем и, признаться, рад случаю попробовать.

– Выбор ценителя! – Сьер Кариссиен выдернул пробку, потянулся налить гостье.

– Нет-нет, – Мариана поспешно отодвинула кубок. – Негоже паломнице пить вино, а я ведь еду в Ич-Тойвин, святой город!

– Вы не только прекрасны, госпожа моя, но и чисты душой. – Эньен сделал попытку поцеловать тонкие девичьи пальцы.

Мариана отняла у юноши руку и отодвинулась.

– Эньени, – бросил капитан, – будь любезен, поторопи…

– Да, сейчас! – Юноша вскочил, словно невзначай коснувшись плеча гостьи, и кинулся к двери. Покрасневшая девушка сквозь шум крови в ушах еле расслышала резкий оклик, слов же не разобрала вовсе – хотя, как все уроженцы южного побережья, ханджарский диалект понимала свободно.

– Сьер Эньен, – Барти наградил вернувшегося к столу юношу откровенно оценивающим взглядом, – я прошу вас не смущать мою подопечную. Поверьте, так --">