Наталья Гринина (NataBusinka) - Я буду твоими глазами (СИ)

========== Часть 1. Погружение в туман ==========

Каждую ночь я горы вижу,

Каждое утро теряю зрение…

Фолк-рок группа «Мельница», «Королевна»

Он начал терять зрение с переходом в ЦСКА.

После прохождения медкомиссии, неизбежной бумажной волокиты и зачисления в клуб Алжан буквально на второй тренировке в несыгранной ещё команде с щедро разбавленным обновлённым составом получил страшный удар в затылок.

Разыгрывали спорный мяч. Алжан, стоя на центральной линии, на долю секунды отвернулся на окрик форварда и практически в этот же момент увидел не зал с пустыми трибунами и высоким, расчерченным бетонными балками потолком, а ночное августовское небо над Ташкентом – иссиня-чёрное, бездонное, усыпанное золотыми зёрнами звёзд, которые вспыхивали одна за другой и слепили его, слепили, как фейерверк, и сыпались с неба прямо в глаза, бесконечно, горстями, жгуче…

Очнулся он на скамье, силясь сообразить, что случилось и почему вокруг него столпились товарищи по команде, энергично жестикулирует тренер и ощупывает его голову Сева. Звуки слились в нескончаемый гул, а все предметы поочерёдно то пропадали в тумане, то возникали вновь, пульсируя вместе с болью в горящем затылке. Было… странно как-то.

В итоге всё обошлось: ни сотрясения, ни другой серьёзной проблемы не выявили. Алжан прошёл обследование, довольно быстро восстановился и вернулся к тренировкам, но с того дня что-то пошло не так…

Вроде бы всё было нормально: он по-прежнему играл в баскетбол, выматывался на тренировках Гомельского, время от времени выбирался с парнями на отдых куда-нибудь в кино, подолгу гулял по незнакомой ещё Москве, но мир вокруг него необратимо менялся.

Впервые Алжан почувствовал это на товарищеском матче со «Спартаком», в самом его разгаре, когда, находясь под кольцом, вдруг увидел, как прямо перед ним материализовался мяч. Не прилетел по дуге, расчерчивая воздух знакомым сухим свистом, а возник у его лица в одну секунду из туманного пятна, которое Алжан списывал на застилающий глаза пот и усталость. В тот раз он успел принять пас и забросил мяч в корзину, но в груди его поселилась неясная тревога.

Эта тревога росла и темнела по мере того, как он осознавал, что всё чаще мяч вспыхивает перед ним, вываливается из ниоткуда, бьёт в лицо вероломно, неожиданно и так необъяснимо. Потом он стал замечать, что не видит через поле очертания щита, не то что корзины, а вскоре и фигуры игроков на площадке превратились для него в мечущиеся тени, наваливающиеся, размытые, не дающие времени среагировать, избежать столкновения или передать пас.

И тогда его накрыла липкая ледяная паника, накрыла вместе с отчаянием и невозможностью понять, что случилось и как ему жить и играть дальше. Вернее, играть и жить, потому что баскетбол всегда был его жизнью, его пространством, его свободой. И если за стенами Дворца спорта он мог дышать и существовать, почти не обращая внимания на окружающий его молочный кокон, льнущий к нему всё ближе день ото дня, то на площадке это было невозможно.

По натуре Алжан был замкнутым, меланхоличным и миролюбивым. Он практически никогда не шёл на контакт первым, но тепло отзывался на предложение общения. Не любил, когда его касаются посторонние, но всегда пожимал протянутую руку дружбы и встречал радушные объятия. На тренировках и в товарищеских вылазках по большей части отмалчивался, тихо улыбаясь и думая о своём. Парни ценили его сдержанность, уважали немногословность, и в целом в команде ему было спокойно и хорошо. До недавнего времени. Потому что, несмотря на всё это, Алжан так ни с кем и не сблизился, не подпустил к себе настолько, чтобы довериться, поделиться тем, что его мучает.

Он душил в себе страх и продолжал, как и прежде, исправно посещать тренировки, всё чаще уходя в глухое одиночество на площадке, не играя в пас и выпадая из привычных отработанных командой комбинаций. Все больше старался ориентироваться на слух, на своё чутьё, на свою память о том, где находится кольцо и как нащупать его мячом, не целясь.

Парни замечали – не могли не заметить – что с Алжаном что-то творится, но в душу к нему не лезли, зная, что тот, как всегда, отмолчится, ответит грустной улыбкой и предпочтёт слушать, а не говорить. Почему его изменившуюся

--">