Андрей Валентинов - Несущий свет (часть 3)

встретиться с Тэдом, заехать на улицу Гош-Матье к Карлу Бергу: и, если удастся, встретиться с Наташей. Впрочем, о Наташе Степа старался вспоминать как можно реже. Он знал, что где-то по Парижу бродит поганец и трус Гастон Сен-Луи – законный Наташин жених, да и ему самому надо спешить домой, в Россию, где Степу давно уже, вероятно, сочли пропавшим без вести, если не чего хуже. Но, конечно, не это было главным. Главное – это повидаться с братом, если, конечно, таинственный «Пространственный луч» не подвел и полковник Лебедев, командир эфирного корабля «Владимир Мономах-2», сумел вернуться с неведомой Тускулы на родную землю. Большего Степе и не надо – увидеть Николая, узнать, что все у него в порядке, и вернуться в Россию.

…Он проснулся ночью – мгновенно, словно от толчка. Было жарко. Степа поспешил вытереть вспотевший лоб и испуганно оглянулся. В купе было пусто. Попутчики сошли еще вечером, в Гренобле, колеса поезда продолжали деловито стучать, но страх не проходил. Косухин включил ночник – маленькую лампочку у изголовья, сел на койку и закурил. Внезапно сквозь теплынь майской ночи повеяло холодом, словно ледяной ветер коснулся разгоряченной кожи. Степа вскочил, еще раз оглядел пустое купе – и обозвал себя паникером. Конечно, никого в купе нет, а есть лишь разыгравшиеся словно у какого-нибудь интеллигента, нервы. Косухин покачал головой и без всякого удовольствия взглянул на свою небритую физиономию, отразившуюся в роскошном, в полный рост, зеркале.

– Хорош, чердынь-калуга! – пробормотал Степа, покачал головой – и замер…

Все было по-прежнему. Он стоял посреди купе, под ногами стучали колеса, тускло горел ночник, а из зеркала на него глядело отражение. Долю секунды Степан пытался понять, что произошло, затем наконец сообразил и похолодел: изображение в зеркале было другое. Вместо его ничем не примечательной физиономии откуда-то из глубины проступало иное – тоже знакомое, виденное не раз – лицо необыкновенно красивой женщины, чье имя ему впервые назвал командир легендарного 305-го товарищ Венцлав. Только теперь Ксения Арцеулова была одета не в полушубок, как тогда, у гаснущего таежного костра, а в новенькую черную офицерскую форму, и на ее мундире сверкал серебром Георгиевский крест.

Степа сглотнул и осторожно шагнул вперед, очутившись у самого зеркала. Лицо Ксении не изменилось, серые глаза смотрели прямо, и от этого взгляда Косухину стало не по себе.

– Здравствуйте… – прошептал он, но лицо женщины осталось недвижным, даже глаза, как успел заметить Косухин, ни разу не дрогнули. Степа на миг зажмурился – а когда вновь взглянул, лицо женщины уже исчезло, словно все виденное попросту померещилось.

– Фу ты… – успел лишь выдохнуть Косухин, но тут же вновь замер. Зеркало было пустым. Он сам – Степан Косухин – в нем не отражался.

Степа бросился вперед, чуть не ткнувшись в стекло лбом, но гладкая поверхность отражала лишь пустое купе с горящим ночником. И тут, откуда-то из глубины, стало медленно проступать чье-то лицо. Степа закусил губу и заставил себя не двигаться. Лицо было мужским – и тоже знакомым. На Косухина смотрел профессор Семирадский – почти такой же, каким Степа помнил его при жизни, только глаза Глеба Иннокентьевича, обычно веселые и беспокойные, были теперь странно недвижны и тусклы. И тут Косухин начал что-то понимать.

– Что… что случилось? – прошептал он, словно те, за зеркалом, могли его услышать. Лицо Семирадского дрогнуло и начало на глазах меняться. Волосы и борода потемнели, густые брови сдвинулись к переносице, и Косухину показалось, что он вновь стоит на лютом январском морозе посреди старого кладбища. Сквозь зеркало на него смотрел генерал Ирман – такой же, каким видел его Степа в последний раз, и даже на бородатом лице, казалось, лежали все те же нетающие снежинки.

– Что… случилось? – еле слышно повторил Косухин, но Ирман не ответил.

Мертвое бородатое лицо начало медленно исчезать, растворяясь в полумраке…

Еще мгновение зеркало оставалось пугающе пустым, а затем не успел Степа и моргнуть, как там появилось то, чему и надлежало быть – его собственное растерянное и бледное лицо со взъерошенными волосами и закушенной нижней губой. Степа отшатнулся и без сил опустился на край койки.

– Ну все, пора к фельдшеру! – проговорил он вслух, надеясь, что звук собственного голоса немного подбодрит. Отчасти это помогло. Косухин вновь раскурил потухшую папиросу и заставил себя --">