Андрей Валентинов - Несущий свет (часть 3)

приятеля. – Ну, еще чуток подучишь…

– Это не есть важно, Степан, – вновь повторил Карно и пристально взглянул в глаза Косухину.

– Бат вай, чердынь-калуга? – от удивления Степа перешел на иноземную речь, щедро расходуя немногие известные ему английские слова (французских он покуда подсобирать не успел).

– Стив, ты помнишь мистера Цонхава? – ответил вместо Карно Тэд. – Мы размовлялы…

– Да помню, – Косухин действительно не мог забыть этого. – Так то мистер Цонхава, Тэд!

– Сома дэви! – внезапно произнес Карно, а затем заговорил по-французски, медленно, словно приглашая Степу вслушаться. Косухин вздрогнул. В памяти всплыли слова старика в пещере – тогда они с Ростиславом действительно смогли… Он заставил себя сосредоточиться, вслушиваясь в совершенно непонятную ему французскую речь, и вот, словно откуда-то издалека, к нему стали приходить слова, медленно проступал смысл слышанного.

– Слушай, слушай внимательно, Степан, – говорил Карно. – Я тоже был приобщен к этому ритуалу… Сома дэви – напиток Бога, и это не самое великое из того, что мы теперь с тобой можем…

– К-кажется… я это… понимаю… – проговорил удивленный Степа. Шарль улыбнулся, кивнул и тут же отбросил всякую важность.

– Ну в таком случае, как говорит наш друг Тадеуш – о, кей! Мы сможем с тобой общаться без всяких переводчиков, Степан. Нужно лишь каждый раз немного сосредоточиться…

– А, это… ну… на каком языке говоришь – все равно?

– Насколько я знаю – да. Впрочем, сома дэви способна на большее…

– Ой, ребята, давайте о другом – вмешался Тэд. Теперь он говорил по-французски, но понимать Степе было куда проще, чем расшифровывать его обычный русско-польско-английский суржик. – Шарль, Стив никогда не был в Париже!

– Да, конечно, – усмехнулся Карно, и, обернувшись к шоферу, бросил: – Огюстен, в центр…

Около часу, а то и больше, Косухина возили по Парижу, представляя немного растерявшемуся от обилия впечатлений красному командиру все чудеса столицы мира. Степа лишь неуверенно повторял вслед за Шарлем: Л'Арк, Триомф, Сакр-Кер, Ситэ, Нотр-Дам… Тур д'Эфель добила его окончательно, и Степа впервые осознал хорошо известные ему слова Карла Маркса о том, что капитализм двинул вперед человечество невиданным ранее темпами – и тут же желчно позавидовал. В пролетарской Столице ничего похожего покуда не было

– и не намечалось. Наконец, они пообедали втроем в уютном кафе, которое, как пояснил Шарль, находится в районе Монпарнас и где вечерами бывают какие-то неведомые Степе знаменитые художники.

Слово «Монпарнас» крепко засело у Косухина в голове, и только к концу обеда, когда половой, которого здесь положено было именовать «гарсон» или «гар», подавал буржуйский напиток «кофе-гляссэ», он вспомнил. Где-то здесь, на Монпарнасе, живет генерал-лейтенант Аскольд Богораз, отец вечно кашлявшего притворщика Семена…

– Сейчас приглашаю заехать ко мне, – заявил Шарль, покуда они курили черные, незнакомые Степе папиросы «Галуаз». – Передохнем, а там надо разработать для Степана программу. Лувр, Мэзон д'Инвалид… Да, Версаль, конечно.

– Погодь, Шарль, – остановил его Косухин. – Ты это… У меня здесь дело…

– Да, (то есть, конечно, «йе!») – подтвердил Валюженич, но при этом посмотрел на Степу как-то странно.

– Ну, дело – делом, а Версаль посмотреть надо! – безапелляционно заявил Шарль. – Там, Степан, французские короли жили.

– Ах, короли! – классовое чутье наконец-то проснулось, и Косухин с подозрением воззрился на пухлого самоуверенного Карно. – Слышь, Шарль, а чего это тебя Стив пролетарием назвал? Да еще потомственным?

Карно и Валюженич удивленно переглянулись.

– Оу! – сообразил Тэд. – Стив, я перепутал! Этот жаргон… Я хотел сказать, что Шарль – из семьи потомственных революционеров.

Это было ничуть не лучше, скорее наоборот.

– Его прапрадед был командующим армией французской революции. Лазарь Карно работал вместе с Робеспьером.

О Робеспьере Степа, конечно, слыхал и воззрился на Шарля с явным уважением.

– Да, он был кем-то вроде Троцкого, – кивнул Карно. – Кое-кто до сих пор не может простить нашей семье, что Лазарь Карно голосовал за казнь короля. Моего деда убили за это…

– Ты что! – Степа сочувственно покачал головой. – Во гады! А дед твой, он кто – тоже революционер был?

– Сади Карно был Президентом Французской республики, – пояснил Валюженич, после чего у Степы отпала всякая охота расспрашивать --">