Аркадий Черноморский - Последний подарок Потемкина

Аркадий Черноморский Последний подарок Потёмкина

Нашим родителям – ленинградским подросткам, пережившим блокаду, посвящается…

© Черноморский А., 2021

© Оформление. Издательство «У Никитских ворот», 2021

От автора

Утро каникул моего детства начиналось всегда одинаково. Лучи пугливого ленинградского солнца осторожно освещали большой обеденный стол, стоящий посреди бабушкиной комнаты. На столе дымился классический завтрак шестидесятых: глубокая тарелка овсяной каши, гордо носившей античное название «Геркулес», с желтой лужицей растаявшего сливочного масла и стакан кофе с двумя ложками сгущенки. Собственно, это был и не кофе вовсе, а кофейный напиток «Здоровье»: смесь жареного молотого ячменя с цикорием. Но именно он и являлся столь желанным завершением завтрака. Мне всегда хотелось обхитрить бабушку – оставить на тарелке как можно больше изрядно надоевшей каши и, выпив «радующий язык и нёбо» кофейный напиток, удрать из-за стола. Но бабушка была начеку. Подсаживаясь к столу, она печально вздыхала и говорила:

– Доешь, пожалуйста, нехорошо еду оставлять… ты ведь помнишь про блокаду?.. я тебе рассказывала…

– Не помню, – хитрил я, – расскажи снова…

И, подперев щеку, она безропотно начинала свой рассказ. Всегда с одних и тех же слов: «Когда немцы окружили Ленинград, начался голод…» Справившись с кашей, я спешил сменить тему и просил ее:

– Ба, а теперь про Потёмкина…

Она подводила меня к окну, из которого был виден зеленый океан Таврического сада, и показывала плоскости оранжерейных стекол сказочного дворца, отражающие и рассеивающие голубовато-серый свет питерского пространства.

– Там жил Потёмкин, да?

– Да, там жил Григорий Александрович Потёмкин-Таврический… И тихо шептала мне на ухо: «“Ель растет перед дворцом, а под ней хрустальный дом…” Видишь, вон он – его Дворец!»

Читатель, когда со страниц этой книги автор позволит себе время от времени обращаться к тебе, я надеюсь, что в его голосе ты услышишь и различишь обертоны того чуть глуховатого, чуть дребезжащего, как старый, треснувший хрустальный колокольчик, голоса. Голоса, доносящегося из детства…

Книга первая

Вместо предисловия

«Поздним вечером 4 ноября 1941 года командир звена 26-го истребительного авиаполка младший лейтенант Алексей Тихонович Севастьянов патрулировал воздушное пространство на подступах к Ленинграду на истребителе И-153. Около десяти вечера начался налет немецкой авиации. Во время авианалета один из бомбардировщиков, “Хейнкель-111”, сумел прорваться сквозь огонь зенитной артиллерии к городу. Расстреляв весь боезапас, Севастьянов принял решение идти на таран и, приблизившись к Не-111 сзади, отрубил винтом хвостовое оперение немецкого бомбардировщика. Подбитый “хейнкель” упал в районе Таврического сада. Немецкий пилот, выбросившийся на парашюте, был найден и взят в плен. Сам Севастьянов также сумел покинуть поврежденный самолет и приземлился на парашюте…»

Из ленинградских газет 1941 года.

Глава первая Ночной Бой

Тихой тенью скользил питерский подросток Сенька по ночному ноябрьскому городу. Снег ещё не выпал, но было уже зверски, по-зимнему холодно. Великая северная столица застыла в недоуменном ожидании, всё ещё не понимая всей глубины навалившегося на нее ужаса блокады.

Повизгивая от холода и предчувствия серьезной взбучки дома, ибо он чудовищно, непростительно опаздывал, бежал Сенька мимо смутных силуэтов Смольного собора. Путь его лежал от меховой фабрики «Рот-Фронт» домой, на улицу Красной Связи, что в прошлом звалась Виленский переулок.

Остался справа смешной маленький дворец в стиле петровского барокко со смешным названием «Кикины палаты», но невеселой, правда, историей его первого хозяина, адмирал-советника Александра Васильевича Кикина. Царь Пётр много чего прощал друзьям детства, но только не измену.

Жилистый Кикин прожил на колесе почти сутки и серым мартовским утром, когда император проезжал мимо лобного места, смог всё ж таки просипеть на --">