Василий Высоцкий - Кодекс пацана. Назад в СССР

Кодекс пацана. Назад в СССР

Глава 1

'Всегда предупреждай родителей куда идёшь,

с кем и когда вернёшься.

Это очень важно — только тогда тебе смогут помочь в случае опасности!'

Памятка «Правила поведения на улице»

— Унгазун гарунге, унгазун гарунге! Замбеле гарунге, унгазун гарунге!

Мотив знакомой песни вырвал меня из тяжелого сна. Из того сна, где я, пятидесятидвухлетний мужчина в самом расцвете сил, упал на землю от подлого удара по голове…

— Унгазун гарунге, унгазун гарунге! — песня продолжала заливаться в моё подсознание.

Я шевельнулся, ощутил на себе легкое одеяло, под головой большую подушку. Лежу в тепле и неге, и прямо до крайности не хочется просыпаться. Хочется ещё чуточку поваляться, может быть увидеть другой сон, порадостнее первого.

— Замбеле гарунге, унгазун гарунге!

— Сашка! Вижу, што не спишь! Ты это… вставай, умывайся. Там чайник только закипел, позавтракай. После «Рабыни Изауры» пойдем на эту, как её, на фазенду! — раздался насмешливый голос мамы.

Мамы? Да ну нет, это сон. Это новый сон.

Или не новый?

Ведь прошлый ещё был так ярок, так свеж. Прошлый сон, где я шел по улице вечернею порой, заступился за парня с девчонкой и получил удар по затылку. И прежде, чем раздался музыкальный перезвон вечно страдающей рабыни Изауры, я слышал крик: «Да он походу того, зажмурился? Чо за трэш, бро? Валим, валим!»

И потом я в тепле и неге… Я чуточку приоткрыл глаз и постарался оглядеться из-под ресниц. Постарался выглядеть спящим.

Ага, маму хрен обманешь!

— Я вижу, как твои глаза дергаются! Вставай давай, а не то сейчас ковшик на бошку вылью! — раздался недовольный мамин голос.

И ведь выльет! Придется потом и подушку, и одеяло с матрацем на улицу тащить — сушиться.

— Всё-всё, встаю, — пробормотал я и откинул одеяло, опуская ноги на выцветший и наполовину вытертый ковер.

По черно-белому телевизору «Рекорд» шла очередная серия страданий молодой рабыни, чья судьба заставляла приникать миллионы советских граждан к экранам своих телевизоров, а потом на полном серьезе обсуждать все перипетии жизни Изауры, Леонсио, Тобиаса и остальных. Рядом с телевизором гудел пожелтевший от времени трансформатор. На полированной верхушке аппарата чернела коробочка усилителя ТВ-сигнала «Брянск», но даже с ней по экрану пробегали помехи.

Хм, а ведь во сне у меня был нормальный такой пятидесятипятидюймовый телевизор «Хаер». А тут «Рекорд»… Черно-белый и суровый, с кусочком отломанного переключателя внизу — привет «лентяйкам ДУ».

Я взглянул на свои худые ноги, выглядывающие из трусов-семейников, на майку-алкоголичку,в которой в двух местах были дырки. Взглянул, потер лицо руками, не ощутил привычной утренней щетины и меня пронзила мысль — это вовсе никакой не сон!

И всё было! Было взросление, были девяностые, двухтысячные, всё было, а сейчас…

Я вернулся в прошлое? Где я?

Сейчас я снова находился в нашей старой однокомнатной квартире, где стояли родительский диван и моя кровать у печки. Где накрытый покрывалом стол притулился возле окна, а за ним белел шкаф-пенал. Где телевизор красовался на большом комоде, чьи ящики нужно было выдвигать дерганьем, а задвигать с хеканьем. Где родительский диван подпирал громоздкий коричневый трехдверный шкаф с облупившимся лаковым покрытием на дверях. Где белый бок печки был третьей спинкой моей кровати… Где заканчивал обстановку комнаты буфет с зеркалом внутри и обязательным чайным сервизом, ни разу не вынимавшимся для гостей, а стоявшим только для красоты.

В этом буфете помимо зеркала за стеклянными дверцами было ещё одно — справа. В нем я и отражался, молодой, вихрастый, с почти сошедшим синяком под левым глазом. В трех шагах, на сложенном диване сидела мама. Молодая, не больше тридцати семи, с чашкой чая в одной руке и бабушкиным пирогом с черникой в другой. Ситцевый халат в горошек перешел из разряда фабричной формы в разряд одежды домашнего донашивания.

— Ну, чего смотришь? Там ещё пироги есть. Вот если бы ты в лес ходил, а не на б…дки-гулянки, то и пирогов было бы больше, — мама по-своему оценила мой взгляд.

— Да ну, чего ты? — проговорил я осторожно. — Какие гулянки?

— А после которых приводы появляются. Как только в ментовку-то не угодили. Участковый и так шакалом смотрит, всё на тебя хмурится. Иди, умывайся и завтракай. Сорняки-то сами себя не соберут.

Чтобы не --">