Александр Юрьевич Санфиров - Фармацевт

Александр Санфиров Фармацевт

Книга 1

Глава 1

— Гребнев, к доске, — раздался строгий голос учительницы математики.

Витька нехотя встал, громко хлопнув крышкой парты.

— А чо, меня опять спрашиваете, Валентина Яковлевна? — тоскливо заныл он. — На том уроке к доске вызывали, и на этом тоже.

Одноклассники захихикали. За окном класса стояла весна 1966 года, в те годы ученики одевались достаточно скромно, девочки в обычных школьных платьях, ну, а мальчишки, кто во что горазд. По одежде Гребнева можно было сразу понять, что с деньгами в его семье дела обстоят не очень хорошо. На локтях его пиджака, заношенного еще старшим братом, погибшим год назад, виднелись аккуратные заплатки. Такие же заплатки красовались и на брюках. А застиранная рубашка, когда-то имевшая наглость называться белой, была застегнута на аккуратно пришитые, но разные пуговицы.

— Кого хочу, того и вызываю, — сварливо сообщила учительница. — Сейчас Гребнев расскажет нам три признака подобия треугольников.

Витька печально вздохнул и направился к доске.

В классе откровенно заржали, глядя на его невзрачную фигурку. Действительно, Гребнев был самым мелким пацаном в классе, за что получил гордую кликуху — шибздик. За время учебы кличка много раз мутировала от шибздяка до шибзды и бздика. Но к восьмому классу в школе его знали под прозвищем Шибза, и мало кто помнил, с чего все начиналось.

Кое-как ответив, Витька уселся за парту и почти сразу зазвенел звонок.

— Ребя! Бежим в буфет! — заорал Сережка Харьковский — надо очередь занять!

Витька подскочил и ринулся к дверям, в которые уже пытались протиснуться самые шустрые парни. Из девочек никто не захотел участвовать в толкучке. Они насмешливо и с долей презрения следили за своими одноклассниками. Еще бы! У девочек уже грудь появилась, а парни, как были дураками, такими и остались.

Ничто не предвещало беды, когда Витька выбежал на лестничную клетку, но когда он поставил ногу на ступеньку, то запнулся об кого-то и кубарем покатился вниз по ступенькам. Онвлетел головой прямо в пол, а затем упал на спину и уставился незрячими глазами в потолок, а на полу тем временем под его головой расплывалась небольшая лужица крови.

На дикий визг девчонок мгновенно собралась толпа любопытных учеников, сквозь которых пришлось пробираться встревоженной медсестре и пожилому директору школы, на ходу достававшему из нагрудного кармана валидол.

— Жив! — сообщила медсестра, проверив пульс на сонной артерии. — Надо скорую вызывать.

Директор, кинув под язык вторую таблетку валидола, принялся разгонять всех школьников на урок, звонок на который прозвучал пару минут назад.

Скорая помощь появилась через пятнадцать минут, а через двадцать Витьку Гребнева на деревянном щите и зафиксированной головой везли в городскую нейрохирургию.

— Блин! Как ломит голову! С похмела что-ли? — проламываясь сквозь боль, я пытался понять, где нахожусь и что вообще происходит. Глаза у меня вроде бы были открыты, но вокруг стояла полная темнота.

Попытка повернуть голову не удалась, но зато отозвалась еще большим приступом болей так, что невольно застонал.

В ответ на мой стон в пересохший рот полилась струйка воды. Я прихватил губами носик чайника и начал лихорадочно глотать такую желанную прохладную жидкость. После чего вновь впал в забытье.

Придя в себя, через какое-то время открыл глаза и увидел в ярком дневном свете высоко над собой белый потолок с отшелушивающейся известкой.

Помня о боли, очень осторожно повернул голову налево, и увидел на соседней койке мужика с забинтованной головой, похрапывающего во сне. Повернув направо, увидел примерно такого же мужика с забинтованной головой, только его нога была загипсована и подвешена на сложной системе блоков.

— Понятно, я в больнице, и, скорее всего, в травме, или нейрохирургии, — подумалось мне. — Только я то, с какого перепуга здесь оказался?

Попытка проверить свою память оказалась тщетной. Я помнил подробно, как пришел на корпоратив в честь столетия нашей психиатрической больницы. Помнил, как поднимал бокал, как танцевал с жарко обнимавшей меня главбухом Марией Ивановной Петуховой весьма симпатичной женщиной лет пятидесяти. А потом все, память отшибло напрочь. Последнее, что помню, как Мария Ивановна, стоя на коленях, лихорадочно расстегивала мне --">