Грэм Мастертон - Дитя Вуду

сказал:

— Я знаю, кто въехал в этот флэт после Моники. Это был

Джон Драммонд.

— Тот самый Джон Драммонд? — спросил я. — Гитарист Джон Драммонд?

— Точно. Но он прожил там всего несколько месяцев.

— Какой-то ты сегодня нудный, Чарли, — заговорила Далей. — Можно мне еще выпить?

Я принес еще: коктейль для Далей, пиво для себя. Кортни рассказывал анекдот.

Я не знал, что Джон Драммонд жил в той же квартире, что и Джими. На мой взгляд, гитаристом Джон был получше, чем Джими — по технике, во всяком случае. Он всегда был более целеустремленный, более изобретательный. Он, как и Джими, умел заставить гитару говорить, но у него она звучала не так сумбурно, как у Джими, не так зло и разочарованно. И он никогда не играл так неровно, как Джими в Вудстоке, или так провально, как Джими в Сиэтле, когда он делал свой последний в Америке концерт. Джон Драммонд поначалу играл с Грэмом Бондом, затем — с Джоном Мэйеллом, а потом уже — с собственной «супергруппой» «Крэш».

Со своей «Лихорадкой» Джон Драммонд занял первое место по обе стороны Атлантики. Но потом, без всякого предупреждения, он вдруг оставил сцену и ушел, сопровождаемый газетными сообщениями и насчет рака, и про рассеянный склероз, и о хронической привычке к героину. Тогда его видели в последний раз. Это было… когда же? Году в 1973— 1974-м или где-то около того. Я даже не знал, жив ли он еще.

В ту ночь в моей однокомнатной квартирке на Холланд-Парк-авеню зазвонил телефон. Это был Джими. Голос его был далеким и глухим.

— Не могу долго говорить, чувак. Звоню из будки на Квинсуэй.

— Я заезжал на флэт, Джими. Та баба меня не пустила.

— Я должен туда попасть, Чарли. Без вариантов.

— Джими… Я кое-что узнал. После Моники там жил Джон Драммонд. Может, он смог бы помочь.

— Джон Драммонд? Имеешь в виду того паренька, что все время ошивался вокруг и хотел играть с «Экспириенс»?

— Тот самый, потрясающий гитарист.

— Дерьмом он был. И играл дерьмово.

— Не надо, Джими. Он замечательно играл. Его «Лихорадка» стала классикой.

На другом конце линии наступила долгая пауза. Я слышал звуки машин и дыхание Джими. Потом Джими спросил:

— Когда это было?

— Что было?

— Ну эта песня, что ты назвал, когда это было?

— Не помню. Где-то в начале семьдесят четвертого, кажется.

— И он хорошо играл?

— Потрясающе.

— Не хуже меня?

— Если хочешь чистую правду, не хуже.

— И звучал он, как я?

— Да, но немногие с этим соглашались, потому что он белый.

Я посмотрел на улицу. Нескончаемый поток машин проносился мимо моего дома в сторону Шепхёрдс-Буш. Я вспомнил, как Джими много лет тому назад пел «Crosstown Traffic».

Джими спросил:

— А где сейчас этот самый Драммонд? Еще играет?

— Никто не знает, где он. Его «Лихорадка» стала хитом номер один, а потом он ушел. «Уорнер Бразерс» не нашли даже, кому предъявить иск.

— Чарли, ты должен оказать мне услугу, — хрипло потребовал Джими. — Найди этого парня. Даже если он умер и ты сможешь узнать только, где его похоронили.

— Джими, ради Бога. Я даже не знаю, с чего начать.

— Прошу, Чарли. Найди его для меня.

Он повесил трубку. Я долго стоял у окна, испытывая страх и подавленность. Если Джими не знал, что Джон Драммонд так хорошо играл, если он не знал, что «Лихорадка» Джона занимала первое место, — тогда где он был последние двадцать лет? Где он был, если не умер?

Я позвонил Нику Кону, и мы встретились в душном вечернем питейном клубе в Мэйфер. Ник написал примечательный труд о поп-музыке шестидесятых, «Авопбопалупа-Алопбамбум», и знал почти про всех, в том числе о «битлах», Эрике Бердоне, «Пинк Флойдах» «космического» периода, Джими и, конечно, о Джоне Драммонде.

Он черт знает сколько не видел Джона, но лет шесть назад он получил открытку из Литлхэмптона, что на Южном побережье, и там почти ничего не было, кроме того, что Джон пытается привести в порядок душу и тело.

— Он не пояснил, что он конкретно имеет в виду, — сказал мне Ник. — Но он всегда был таким. У меня было такое ощущение, будто он всегда думает о чем-то другом. Вроде как пытается справиться с чем-то, что происходит внутри него.

В Литлхэмптоне в середине зимы было ветрено и уныло. Парк аттракционов был закрыт, пляжные домики закрыты, а индейские каноэ, связанные вместе, болтались посреди лодочного пруда, чтобы до них никто не добрался. Желтовато- коричневый песок кружился по дорожке, а среди кустиков --">