Стивен Кинг - Полная тьма, ни одной звезды

Стивен Кинг Полная тьма, ни одной звезды

1922

11 апреля 1930

Отель Магнолия

Омаха, Небраска

Тем, кого это заинтересует:

Меня зовут Уилфред Лелэнд Джеймс, и это — мое признание. В июне 1922 года я убил свою жену, Арлетту Кристину Уинтерс Джеймс, и спрятал ее тело на дне старого колодца. Мой сын, Генри Фримен Джеймс, помог мне в этом преступлении, хотя в 14 лет он не нес ответственности; я втянул его в это, играя на его страхах и подавляя его вполне нормальные возражения в течение двух месяцев. Об этом я сожалею даже больше, чем о самом преступлении, по причинам, о которых пояснит этот документ.

Проблемой, которая привела к моему преступлению и проклятию, были сто акров хорошей земли в Хемингфорд Хоум, штата Небраска. Она досталась в наследство моей жене от Джона Генри Винтерса, ее отца. Я хотел добавить эту землю к нашей собственной ферме, которая в 1922 году насчитывала 80 акров. Моя жена, которой никогда не нравилось жить на ферме (или быть женой фермера), хотела продать ее за наличные деньги компании «Фаррингтон». Когда я спросил ее, действительно ли она хотела жить с подветренной стороны от свинобойни «Фаррингтон», она сказала мне, что мы можем продать ферму вместе с участком земли ее отца — ферму моего отца, и деда! Когда я спросил ее, что мы сделаем с деньгами без земли, она сказала, что мы могли бы переехать в Омаху, или даже Сент-Луис, и открыть магазин.

— Я никогда не буду жить в Омахе, — сказал я. — Города для идиотов.

Иронично, учитывая, где я теперь живу, но я недолго буду жить здесь; я знаю, это так же как знаю, что издает звуки, которые я слышу в стенах. И я знаю, где окажусь после того, как эта земная жизнь окончится. Интересно, может ли ад быть хуже, чем Омаха. Может, это и есть Омаха, но без милых загородных домов вокруг, только дымящаяся, воняющая серой пустота, полная потерянных душ вроде моей.

Мы ожесточенно спорили насчет этих ста акров в течение зимы и весны 1922 года. Генри оказался меж двух огней, но все же склонялся на мою сторону; внешне он больше был похож на мать, а на меня в своей любви к земледелию. Он был послушным парнем без высокомерия своей матери. Снова и снова он говорил ей, что не имел никакого желания жить в Омахе или любом городе, и поедет, только если мы с ней придем к соглашению, к которому мы так и не пришли.

Я думал обратиться в суд, чувствуя уверенность, что любой суд в стране поддержит мое право, как мужа в данном вопросе, решать об использовании и назначении этой земли. Все же что-то сдерживало меня. Это был не страх соседской болтовни, меня не заботили местные сплетни; это было что-то еще. Понимаете, я стал ненавидеть ее. Я стал желать ее смерти, и именно это сдерживало меня.

Я полагаю, что в каждом человеке есть другой человек, незнакомец, Заговорщик. И полагаю, что к марту 1922 года, когда небо округа Хемингфорда было белыми и каждое поле было в грязной снежной слякоти, Заговорщик, внутри фермера Уилфреда Джеймса уже вынес приговор моей жене и решил ее судьбу. К тому же это был смертный приговор. Библия говорит, что неблагодарный ребенок похож на зуб змеи, но ворчливая и неблагодарная жена намного острее его.

Я не чудовище; я попытался спасти ее от Заговорщика. Я сказал ей, что, если мы не могли прийти к согласию, она должна поехать к своей матери в Линкольн, который находится в шестидесяти милях западнее — хорошее расстояние для разлуки, которая является не совсем разводом, и все еще не означает распадения брачного союза.

— И оставить тебе землю моего отца, полагаю? — спросила она, и вскинула свою голову. Как я стал ненавидеть этот дерзкий взмах головы, словно это плохо выдрессированная пони, и это небольшое фырканье, которое всегда сопровождало его. — Этого никогда не произойдет, Уилф.

Я сказал ей, что могу выкупить у нее землю, если она настаивает. Это может занять время — восемь, может десять лет — но я заплачу ей каждый цент.

— Ожидание поступления грошей даже хуже чем ничего, — ответила она (с очередным фырканьем и вскидыванием головы). — Это знает каждая женщина. Компания «Фаррингтон» заплатит сразу, и их предложение щедрее, чем твое. И я никогда не буду жить в Линкольне. Это не город, а просто деревня, где церквей больше чем домов.

Понимаете мою ситуацию? Неужели вы не понимаете «положение», в которое она поставила меня? Разве я не могу рассчитывать, хотя бы на небольшое сочувствие с вашей --">