Ирина Игоревна Ильина (Айрис Канна) - Мечты, судьбы и Паук

Ирина Игоревна Ильина
Мечты, судьбы и Паук

В городе воцарилась жуткая жара, а столбик термометра продолжал неумолимо ползти вверх, дождей не предвещало ничто. Дрожащий и перегретый воздух иссушал кожу, дышать становилось все труднее. Ядовитые выхлопы машин опаляли деревья и кусты вдоль дорог. Цветы, не успев толком раскрыться, сворачивали лепестки и засыхали на корню. Только в городском саду, как в некоем оазисе, теплилась жизнь. Трехсотлетние деревья, переплетаясь кронами, создавали густую тень, спасительная влага с легким жужжанием разбрызгивалась над яркими цветочными клумбами.

В один из изнурительных жарких выходных я изменила себе: не пошла плавать, загорать, есть мороженое, играть в волейбол на горячем песке пляжа, а отправилась в городской парк в поисках прохлады. Дружная толпа, стремившаяся в тенистые аллеи, подхватила меня и понесла. Здесь были и молодые мамочки с младенцами в колясках, и зрелые пары с детьми, и пожилые люди с внуками. Вся эта разновозрастная, кричащая и шумящая масса заглатывалась открытыми воротами, как планктон китом. Я влилась со всеми, с ужасом представляя, что ни одного свободного места в тени не найти, что у киосков с водой и мороженым будут километровые очереди, а детский гвалт не даст покоя.

Но, пройдя сквозь ворота, я оказалась в тишине и прохладе, совершенно одна. Растерянно оглядываясь, повернулась на сто восемьдесят градусов и кинулась назад. Вышла в прежнюю толчею у ворот. Постояв пару минут на плавящемся от солнца асфальте, вернулась в парк. Опять никого! Нет, там, вдали, на лавочке, кто-то сидит. Одинокий мужчина с тростью. Меня охватил озноб. Оглянулась: ворота уже далеко! Я побежала к ним, они стремительно отдалялись. Я бежала, запыхавшись, будто боролась за олимпийское золото. Толку не было, ворота становились все дальше! Оглянулась: лавочка с единственным посетителем неумолимо приближалась. При этом, мужчина, заметив мой взгляд, приподнял цилиндр! Да-да, на нем были цилиндр, черный фрак, черные лакированные туфли, белоснежная рубашка и ядовито-зеленая бабочка. Я остановилась, соорудила некое подобие приветственного поклона и побежала снова.

Ворота удалялись, лавочка же со странным мужчиной почтенного возраста оказалась рядом и встала вровень со мной. Я тоже остановилась.

— Вы так торопитесь, что непременно опоздаете, — произнес мужчина.

Буркнула, посмотрев на него ничего не понимающим взглядом:

— Совсем не тороплюсь, просто хочу выйти.

— Зачем же так мучиться, ежели не получается? — спросил он.

— Мне надо, — просто ответила я.

— А, коли надо, то продолжайте, — милостиво разрешил он, — только, смею еще раз заметить, у вас не получается. Вы не задумывались, почему?

— Какая разница? — удивилась я.

— Разница есть, и преогромнейшая. Коли что не получается, завсегда прежде подумать надо: почему? Может, после этого и получится.

— Вы вздумали меня учить? Да кто вы такой?! — возмутилась я. — Сидите тут один, узурпировали весь парк! Как не стыдно! Там — жара, люди войти хотят, а вы!

— Так, коли хотят, что же не входят? — теперь удивился он, — я ничуть даже не против, я завсегда гостям рад.

— Каким гостям? Это городской парк, — вскричала я, — впустите людей!

— Какой городской? О каком, собственно, городе вы речь ведете, прекрасная дева?

Только после этих слов я удосужилась оглядеться. Где же привычные аттракционы? Где киоски со сладкой ватой, попкорном? Где тир? Он должен быть при входе! Где лотки с воздушными шариками и мыльными пузырями? Ничего нет!

— Вы что-то разыскиваете, прекрасная дева?

— Что это у вас за глупое такое обращение — "прекрасная дева", где вы этих слов-то набрались? — опять возмутилась я.

— Вам не нравится мое обращение? Простите великодушно старика! Это все отголоски моей молодости. Или юности? Не знаю уже. Так, как к вам обращаться: непрекрасная, товарищ, камрад, а, может — краля?

— Еще лучше! А это у вас откуда? Приличный, вроде, старикан!

— Да все молодость, все юность, — с печалью в голосе ответил он, — присядьте рядом, потолкуем.

Я подошла, села. Мужчина был совершенно сед, глаза, прежде, видимо, голубые, обесцветились с возрастом и сквозь прозрачную роговицу просвечивали розовым. На безымянном пальце левой руки — массивное золотое с платиной кольцо в виде паука: тело — огромный черный бриллиант, голова из изумруда, лапы — шесть пар продолговатых --">