Сергей Игоревич Арно - Живодерня 2

Сергей Арно Живодерня 2

Ч а с т ь 1 Г л а в а 1

ЗАВЕЩАНИЕ КИТАЙЦА

Десятью днями раньше, до того как милиция и части спецназа обложили кладбище, глубокой ночью в психиатрической больнице случилось никем не замеченное происшествие.

Двое людей в белых халатах, стараясь не шуметь, внесли в палату для тяжелобольных носилки, на которых лежало что-то, прикрытое белой простыней. Без суеты и спешки они поставили носилки на пол, бесшумно подойдя к одному из спящих, наложили на лицо ему подушку и тихонько удавили, так что он и пикнуть не успел. Удавленным был человек, когда-то носивший кличку Малюта — бывший депутат думы и самозванец, присвоивший себе имя крестного отца петербургской мафии Китайца.

На носилках оказался труп неизвестного человека. Его водрузили на кровать вместо Малюты и придали позу спокойного сна. Малюту же переложили на носилки, накрыли простыней и вынесли из палаты. По лестнице носилки с мертвым человеком спустили во двор. Там их уже ждала машина "скорой помощи". Тело лжекитайца загрузили в кузов, и машина, миновав ворота, выехала с территории больницы.

Километрах в трех, у пустыря, "скорая" остановилась. Ее поджидали трое мужчин. Носилки с лжекитайцем вытащили из машины. Один из встречавших — широкоплечий человек с родимым пятном на щеке — склонился над носилками, отогнул край простыни, осветил фонариком посиневшее от удушья лицо и удовлетворенно хмыкнул.

— Давайте, — сказал он, отходя в сторону.

Малюту сбросили с носилок на землю… Дальнейшее зрелище было не для слабонервных: в течение двадцати минут труп лжекитайца, освещаемый светом фонарей, пинали ногами, били бейсбольными битами, дробя кости скелета и черепа, пока тело его не превратилось в мешок с костями. Потом кто-то принес топор и Малюте ловко оттяпали руки, потом — ноги и уже напоследок — голову. Главный, у которого на щеке было родимое пятно, по обычаю предков за волосы высоко поднял голову над собой и постоял так минуту. Но поза с отрубленной головой в руке была уж чересчур театральной, выглядела несерьезно и у бандитского люда благоговения не вызвала. Должно быть, поняв это, он опустил голову и, буднично взглянув на часы, цокнул языком.

— Задержались. Пора домой.

Обезображенные части Малюты, не соблюдая порядка, побросали обратно на носилки, накрыли простыней, загрузили в "скорую помощь". Машина развернулась и поехала в обратную сторону.

Миновав ворота психбольницы, машина направилась не к тому корпусу, в котором располагалось отделение, и откуда вывезли тогда еще невредимый труп временного главаря петербургской мафии, а к стоявшему особняком одноэтажному зданию с трубой. Это был больничный крематорий, где сжигали безродных дуриков. Носилки с останками занесли туда…

К утру от самозванца Малюты осталась лишь горстка черного пепла, поместившаяся в небольшой урночке. Но и тогда прах его не обрел покоя. Урну вывезли к Финскому заливу и пепел из нее высыпали в воду.

Зачем потребовалось устраивать это представление?! Должно быть, такова судьба всех самозванцев. Но перед исполнением завещания шли долгие споры: по тем растерзанным взрывом и обгорелым останкам, обнаруженным на месте последнего обитания, нельзя было восстановить внешность погибшего и с уверенностью утверждать что это был Китаец. И все же завещание решили выполнить со всеми указанными в нем подробностями. Тем более, что завещание это было уже третьим, причем каждый раз, когда Китаец объявлялся после своей "смерти", то сурово наказывал ослушников за просчеты в выполнении пунктов завещания. Поэтому на сей раз все проделали со скрупулезной точностью. Больше в нем не имелось никаких указаний. И только в конце большими уверенными буквами было написано:

"Я ВЕРНУСЬ"

Г л а в а 2

И ДЕВА ГОЛАЯ ВО ТЬМЕ

— Какое счастье, что мы убрались с этой живодерни, — проговорила Жанна, виновато улыбнувшись Илье и поворачивая автомобиль в узкую улочку. — На операции по травле людей газом настоял полковник Бойко. Лично я была против.

Илья не отвечал. Сидя рядом с Жанной на переднем сидении ее иномарки и глядя на профиль, нежные руки, светлые стриженые волосы, очертание губ, он испытывал сильное чувство страсти. Это чувство было новым для Ильи. Прежде он видел в Жанне предмет платонического обожания, — сейчас его разрывала изнутри страсть. Такой очаровательной, такой влекущей женщины он не встречал никогда в --">